ироническая поэма
1.
Бабка с дедом были-жили
на окраине села,
вроде ладили, дружили,
и любовь у них была.
Но уже давили годы –
сей закон один для всех –
чаще чуяли погоду,
реже был меж ними секс.
То есть, можно б и бодрее
(всё ж привычка не ушла),
но то он подагру греет,
то она занемогла…
И валили друг на друга
всю вину, едрёна вошь:
«Это ты, моя подруга,
мне плезиру не даёшь!»
«Обалдел ты, видно, старый,
сам – размазанный кисель.
Не звенит твоя гитара,
вот и лезь на печь отсель!»
Так, не прячась, и ругались,
баламутя полсела.
А сельчане восторгались:
«Ну, концертные дела!»
Мужики, само, за деда:
«Знаем щучий бабий нрав:
чуть винца с утра отведал,
всё – отлуп, весь день не прав.
Позабудешь дров натяпать –
трое суток виноват.
Что там секс – не смей и лапать!
А ещё, брат, го-ло-ва….
Инструмент у бабы тонкий,
чуть в постель, а та: «болит!»
Сделал раз в пять лет ребёнка –
и обратно отвали…»
А другая половина,
та за бабку, ясен пень:
«Вам бы только в горловину
водки влить и спать весь день.
Мы ж горбатимся у печки,
пол метём, детей растим,
тащим бак с бельём от речки –
всё на нас, господь прости...
Нам мужицкое безделье
не дороже нитки бус…
Значит, требует в постелю?
Не ходи к нему, бабусь!»
Но решить-то дело надо,
справедливость произвесть:
ферма, птичник, три бригады
спорят – некогда поесть.
И тогда пришёл на сходку
самый древний здешний дед,
сам похожий на селёдку,
что ржавела сотню лет.
И прошамкал, в небо глядя
безнадёжно и светло:
«Так консенсус мы не сладим,
не тоё у нас стило.
Ты у нас, Евсей, известно,
молодец не по годам,
да и Верка – прям невеста…
Ан, совет я вам не дам.
Чтоб достать до самой сути,
нужен перл большой души:
говорят, такой есть Путин –
всё он знает, всё решит.
Так что, милай, собирайся,
поезжай-ка к самому,
и пожалься, и покайся
Всенародному ему.
Как он молвит, так и будет.
Скажет “нет” - сдержи печаль.
А коль секс тебе присудит,
то уж – бабка отвечай!»
Тут народ, понятным делом,
загалдел наперебой:
«Что за Путин? Что он сделал?
И каков он сам собой?»
Аксакал потупил очи:
«Стыд за вас, ей-богу, эх…
Путин же… Такой… Он очень…
Он везде… И он для всех…
Чуть взлетит с Земли ракета,
чуть Медведев скажет речь,
или нефть отыщут где-то –
знайте: Путин мощью плеч
всё поддержит, даст награды,
объяснит на «раз и два»,
и японцы, эти черти,
не получат острова,
победят везде спортсмены,
вмиг путину рыбаки
проведут. И бизнесмены
грязные снесут ларьки!
Так что, скатертью дорога
до райцентра и в Москву.
Там, добравшись, слава богу,
ты увидишь наяву
данность, ставшую примером,
светоч мудрости точь-в-точь!»
Так Евсей простился с Верой,
скоротал в чулане ночь,
и с дорожною котомкой,
как навьюченный ишак,
зашагал зарёю тонкой
по тропинке на большак.
2.
Вот Москва. Чего же боле?!
Что о ней ещё сказать?
Всяк здесь счастлив и доволен –
Третий Рим, ни дать, ни взять!
Облик ярок, подкосметчен,
убран весь старинный хлам –
дом купецкий онеметчен,
две обменки по углам,
на соседнем гордо реет
звёздно-полосатый, свой!
А внутри банкир дуреет
над цифирью биржевой.
По панели ходят стервы,
крутобёдрами крутя…
«Дед, у нас оно за евры.
Понял-нет? Ну, ты дитя!»
Также – выходцы с Кавказа,
Средней Азии сыны,
ну и – русские… Все сразу –
москвичи! Тут все равны!
Как бычки водою талой,
лысый дядька-пчеловод
окуджавские кварталы
с карты смыл. Москва живёт!
Таун-граун-супер-сити,
баксы-лореаль-бурже,
пробашляли – откатите
и пилите свой бюджет.
Дух свободы здесь витает
в душах граждан и вовне:
пусть на Оксфорд не хватает,
так на Бутово – вполне.
Эх, кипит Москва-столица
сонмом лиц, да без лица,
чтоб жиреть и веселиться,
тусоваться без конца.
Если очередь – то к кассе…
И по-прежнему светла
(как почти подметил классик)
над Останкиным игла.
Наш Евсей в толпе бурливой
растерялся, стал плутать,
сел на мрамор, выпил пива,
взялся вывески читать:
«Центр лечебный “Без простаты”»…
«Турбюро “Хургады миг”…
«Главный офис депутата…»
К депутату напрямик
дед прошёл, и в кабинете
вдруг вконец утратил пыл:
«Мне б, милок…» - «Он на банкете.
А с утра он – да, здесь был».
Ахнул тот: «Неужто Путин?!»
Референт поднял очки:
«Ходим, понимаешь, шутим…
Замотали ходочки!»
Вид у референта грозный,
наш Евсей вспотел – урок!
«Милый, мой вопрос сурьёзный…»
«А какой державе прок?
Коль, дедок, ты про акцизы,
про авизо и оффшор,
про коттеджи и про визы –
это к нам, какой тут спор!»
«Нет, милок, бери повыше,
что ж я, вовсе идиот?!
С Веркой под одною крышей
век живём, а не даёт….
Так вот, Путин, мне сказали,
лично или же в письме…»
Референт сверкнул глазами:
«Да пошёл бы ты к ё.м.!»
Посчитав ступеньки гладко,
Задом мрамор дед подмёл.
«“Ка-ё-мэ”…Куда ж? Загадка.
“Ка-е-мэ”! – ну, я осёл!
Видно тот мужик картавил:
“Кэ-е-мэль” – о чём же? Кремль!
Вот, спасибочки, наставил
и направил прямо в цель!
Где ж ему, как не в Кремле-то!
Кремль для Путина и есть!
Продают туда билеты?
Как мне пропуск приобресть?»
(Кремль, понятно, не деревня,
навидался первых лиц:
жил здесь Долгорукий древний,
покорители столиц -
Грозный, Пётр Первый, Сталин,
здесь опричина была
и бояре здесь листали
пугачёвские дела,
жил в Кремле товарищ Ленин
и товарищ Калита.
Кремль державный – не для лени:
государство, красота!)
На орлов глядел двуглавых
дед Евсей, разинув рот
шире Спасских, шире главных,
шире Троицких ворот.
А к нему, виляя задом,
прижимая кобуру,
из охраны: «Что вам надо?»
Дед: «Не бойся, не упру
никаких богатств, по сути,
ни алмазов, ни венца –
нужен самолично Путин,
чтоб вопросец до конца…»
Лейтенант ладонью: «Тихо!»
Оглядел костюм, мешок,
Керзачи и галстук – лихо
приоделся! Запашок
тоже есть. Так ведь – дорога,
а не душ, не аквапарк.
Он мешок помял, потрогал:
нету бомбы, это факт.
«Ты, дедок, теперь откуда?
Ты не в Кащенко живёшь?»
«Нет, я из Овражья буду.
И скажу, что молодёжь
повод ищет всевозможный,
чтоб не быть у нас в селе…»
Тот: «Я вник. Ответ несложный:
нету Путина в Кремле.
Отправляйся восвояси,
как сверчок, забейся в щель.
Вид твой Красную не красит
площадь. Ну, и вообще:
на свою на гамадрилью
приключений не лови.
Не секрет – он в эскадрилью
убыл.
Всё.
Гляди ТиВи».
3.
Подмосковная глубинка,
с неба слышен вой и гром,
то берёзка, то рябинка,
край родной – аэродром.
Дед Евсей нашарил спички,
задымил, нашёл прогал
и туда от электрички
меж деревьев зашагал,
перелез через колючку
в пять рядов – то встань, то ляг,
углядел в крапиве штучку:
часть крыла, российский флаг…
Дальше – больше: фюзеляжи,
ржавый бак и вертолёт,
что увяз в болотной каше
и уже не оживёт.
Краснозвёздный, камуфляжный,
наш воздушный щит такой –
не сгодился для продажи
и отправлен на покой…
Ветки хрустнули. Оттуда,
словно сам Геваро Че,
наскочило чудо-юдо
с карабином на плече,
в расхлабененной шинели:
«Кто идёт? Стреляю! Дед!»
«Фу ты, милый, в самом деле –
на, стрельни, держи кисет».
По щепотке самосада
В самокрутках из «МК».
«За металлом?» - «Нет, досада
привела издалека.
Не хотит моя старуха
подпускать совсем к себе…»
«У меня ж своя непруха:
я служу – жена в гульбе…
Ничего! Приеду – врежу
ей, и тёще, и тэ пэ…»
«Милый, ну а главный где же?»
«Вон, за ельником КаПэ.
Тут сегодня – это что-то!
Там омоны по кустам…
Проползи на край болота,
а заметят – ты уж там!»
…К козырькам присохли руки,
на погонах звёзд не счесть.
В поднебесье тихнут звуки.
«Улетел?» - «Так точно!» - «Есть!»
«Нестандартное решенье…
Но на то и президент.
Жди, полковник, повышенья!
Так… А тут что за презент?
Кто пустил, откуда взялся?
Допуск, паспорт – отвечать!»
Дед, конечно, испугался:
«Мне бы Путина…» - «Молчать!»
«Про свою хочу про бабку –
не даёт, как ни мани…»
Генерал живот в охапку,
и затрясся. Те – за ним.
С облегчением хохочет,
деда лупит по плечу:
«Старый хрыч, гляди-ка, хочет!..
Я – и то уж не хочу!..
Значит, дед, сейчас в посёлке
вас проверим, и домой…»
«Мне бы Путина…» - «Вот, ёлки!
Хрен немазаный с сумой!»
Генерал ногою дрыгнул
(не понравилось ему):
«Он – верховный. В “СУшку” прыгнул,
взял штурвал – и в Колыму.
Мы ж за ним взлетаем мигом.
Мы – эскорт. Он – голова.
Поднимаем “Ту” и “МиГи”
силой грозною – все два!»
Дед заплакал от досады:
«Ехал… Мчался… Снова сбой…
Генерал, мне шибко надо,
Взяли б вы меня с собой?»
«Дед, ты белены не ел ли?
Здесь же армия, Устав!
Нет, ну вовсе очумели
Россияне на местах!
Здесь порядок, а не вата!
Здесь мы все – не что хотим:
стережём страну от НАТО!
…В общем, - литр, и полетим».
«Литр по мне – масштабец мелкий».
Дед котомку – бух! - с плеча
и достал тугие грелки –
три литрухи первача.
Офицеры «Ых!» - и в стойку,
Вбок глядят, сдержав слюну
(опыт есть, они попойку
пережили не одну,
но сейчас, при генерале,
повод дай – забудешь спесь).
Тот сурово: «Поиграли
и довольно. Юмор – весь!
Дед, ты что, не понял пульку?
Живо пойло взад ховай!»
Но Евсей уж вынул рульку,
тот понюхал: «Наливай!»
4.
Македонский – на квадриге,
на кибитке – Наше Всё,
ну а дед Евсей – на МиГе
путешествует. Несёт
тушку деда к океану
офигенный самолёт.
Рядом кто-то, вдупель пьяный.
Чуть трезвей – автопилот.
Гермошлемы бьются о пол,
в ноль – сознания накал.
Под крылом уж не Европа –
контур озера Байкал…
Час ещё, и над заливом
заложив крутой вираж,
для заправки, для долива
приземлился экипаж:
«Комендант, мы, вроде, знались?»…
«Вы, товарищ генерал?!
Как опухли… Ой, устали»…
«Да, майор, устал… Устал…
Вот бы мне пожарче баньку
да элеутерококк,
и массаж… Ты помнишь Таньку
с военторга?... Тс-с, молчок!
Нет и часа на амуры,
боевая цель проста:
Путин наш уже к Амуру –
нам за ним. Ну, от винта!»
«Есть! Но всё же обратиться
разрешите, жду ответ:
вон на взлётной, что за птица?
Вроде с вами был? Иль нет?»
Глянули – под самолётом
дед лежит, мешок к груди…
В памяти мелькнуло что-то
и погасло… «Проследи
не замёрз бы, кабель в дышло…
Штурман!?» - «Помню – знатно пьёт.
Но отшибло, как же вышло,
что заполз под самолёт»…
«Всё. Не наш. Видать, геолог…
Нажрались тут, разбрелись…
Ты, майор, его в посёлок –
похмели и разберись».
…Ледокол, как пролетарий
неустанно, давит пак.
Чайки гадят, пролетая.
Сзади слышен лай собак.
Дед Евсей на каменюке
(тело тут, а где душа?)
у воды раскинул руки.
Бусы в них, и черемша.
Клочья мха в лицо дымятся,
с бубном прыгает шаман…
«А-а, очнулся? Здравствуй, братца.
Я – Пятров. Май нэйм – Иван.
Во главе посёлка – я же,
депутат и бригадир.
Семь домов у нас, и даже
куплен кафель на сортир!
Ты, видать, не похмелился?
Вот вся немощь и видна.
Ну, пошли – ларёк открылся,
купим белого вина».
Дед согласен похмеляться:
«Мне ещё водички где б?..
Ой, а это что “сто двадцать”»?
«Что да что, не видишь – хлеб».
«А вот “двести” – вся коробка?»
«Нет, пакетик. Тут – завоз!
Ледокол для нас – коровка,
огород, бахча, завод.
Коль в июле не пробьётся,
ёк на целый год “бахча”.
И посёлок остаётся
на подножных на харчах»…
«Зиму пухнуть с голодухи?!»
«Фу, святая простота!
А тюлени, а белухи?
Ходим даже на кита».
«Я ж читал: закрыты квоты,
бить нельзя – ООН решил!»
«Дед, нам нет о том заботы,
Нам сам Путин разрешил.
Пусть там делят миллионы,
гонят нефть, берут долги –
здесь у нас свои законы,
лишь бы не было цинги.
Вразумил пасти оленей,
ягоду по сопкам брать,
дал нам массу наставлений.
Он – один за всех, нас – рать!
Здесь народов малых кучи,
а с Москвой – одна семья».
«Кто ж вы – энцы, води, чукчи?»
Тот вздохнул: «Да, русский я».
«Ну, а Путин-то?! Мне встреча
с ним важна – особый сорт!»
«Да в райцентре, недалече,
километров девятьсот.
Только горнолыжной трассы
нету там ему. Беда.
Потому вот-вот к Кузбассу
он рванёт. Тебе – туда».
«Во-он куда! Каким мне рейсом?»
«Рейсом? Дед, ценю прикол!
Поживи, поспи, погрейся,
жди обратный ледокол.
Тут один плевок по карте –
Тьфу, недельный переход.
А из Ванино – в плацкарте…»
«Да ведь Путин-то не ждёт!
Мне ж его приказ потребен:
сколько с бабкой раз на дню?»
«“Раз на дню?!” Да я молебен
за тебя и всю родню,
за могучее либидо
отшаманю – заслужил!
Только, дед, ну не в обиду:
что ль остался бы, пожил?
Здесь у нас ведь тоже бабы,
Мужички у них в долгу.
Если ты такой не слабый…»
«Нет, чужих я не могу».
«Точно – нет?» - «Я не залётный,
а свою готов сполна…»
«Ладно. Двигай к вертолётной,
вон - под сопкою она.
Извини уж, что слукавил –
вертолёт сегодня есть.
Эх, когда б тебя оставил,
Мне б от баб почёт и честь!
Но не вышло…» - «Экий хитрый!»
«То ж для дела!» - «Не во зле!»
«Выпьем, так сказать, под титры.
И – поклон Большой Земле!»
5.
«До Сибири путь продольный
(тем, кто власти поперёк):
по Владимирке привольной,
самой тихой из дорог.
До Сибири путь не ближний:
ветку в землю – будет куст.
Вон вдали маячит Нижний,
вот чернеет Златоуст.
По Сибири путь довольный:
всяк посёлок – стольный град,
тёплый, крепкий, хлебосольный,
там ломоть – ценней наград.
По Сибири путь не новый:
на восток да на восток…
“Как фамилия, бубновый?”
“Позабыл давно, сынок…”
Нет здесь “Табели о рангах”,
по-простому, все равны.
Селят к местным, и в ярангах
бабу дать тебе должны.
Из лекарств – лучок да цедра
(в кадке фрукт растёт в избе).
А ещё в Сибири – недра,
день да ночь копай себе,
насладись сполна юдолью:
освещает фитилёк
тачки с ценною рудою,
в вагонетках – уголёк.
Чуть с тропы: хозяин - мишка,
Чуть бегом: винтовка – мать.
А намоешь золотишка,
то тебя уже не взять!
А Колчак-то, то ж Верховный
(путь в Иркутске кончил он),
вдоль Сибири гнал греховный
с тыщей слитков эшелон?
И не зря, как герб, блистает
Ломоносовский просвирь:
мол, Европой прирастает
наша матушка-Сибирь!»
Тут пришла пора ремарке:
дед попал в шахтёрский край
и теперь в вокзальном парке
с пивом под вороний грай,
проводив постылый скорый,
обретя друзей в кафе
(во главе с бухим шахтёром)
слушал аутодафе –
некий экскурс историчный
(бомж и панк кривили рты):
«В шахте весь народ отличный,
выше нравственной черты!
Мы под гнёт не сунем выю,
мы свободны до конца!»
«Ишь ты: “Мы передовые”!..
А кто проморгал Ельца?
Всю страну вы замутили
на Горбатом на мосту.
Сколько бабок заплатили
За иудин ваш посту…»
Шпок! «Ах, гад, ты, значит, драться?
Колет правдушка глаза?»
Дед Евсей разнял их: «Братцы,
дело прошлое, нельзя!
Ну, обшиблись, шалопуты,
одурев от перспектив.
Снимет Путин эти путы,
он в стране – императив!»
«Это – точно. Спору нету.
Был вчерась. И втолковал:
Повар – делаешь котлету.
Токарь – точишь коленвал.
Педагог учить обязан.
Воду дать водоканал.
Доктор – побороть заразу.
А спортсмен – войти в финал.
Надо пресекать теракты
и закончить взятки брать.
К посевной отладить трактор –
хоть один из ста собрать.
Строить прекратить коттеджи
где заказник вдоль реки…»
«А кто строит?» - «Тьфу, невежды!
Слушать надо, дураки!
Это ж вам не Дж. Россини:
надоел – переключил…
Путин, он – для всей России…
Вразумил и научил!
Взять вот нас. Ну, да, шахтёры,
кругозорчик недалёк.
Путин нам: «Работать споро,
дать Отчизне уголёк!»
Сразу будто просветлело,
как с сенсеем по росе!
Осознали наше дело
До глубин. И так же – все!
Посетит семью, к примеру,
утром погорельцам – дом.
Погрозит ворюге-мэру,
час – и тот уж под судом.
В ЖКХ забились трубы,
взглянет - и вода журчит.
Скрипки – слева, справа – тубы,
взмах - оркестр зазвучит!
В общем, миллионов триста
встреч ему бы провести,
плюс прижать бы экстремистов –
и тогда стране цвести!»
И кивали все соратно,
только дед Евсей грустил:
«Значит, был вчерась? Обратно
с ним контакт я упустил!
А ведь как бы это славно:
лично, несколько минут…
Я б спросил его о главном,
мол, ответь, в Овражье ждут!»
«Дед, какие в том секреты:
главный в данный час в Кремле –
соблюдает паритеты
наше мудрое теле…
То там Путин, то Медведев.
Главный в кадре – следом тот.
На экране этот едет –
тот собрание ведёт.
То слетал, а то вернулся.
Каждый жест его знаком…»
Тут шахтёр притих, запнулся:
«“Главный…” Дед, а ты о ком?
Не о Лёхе Амальгаме,
что крышует весь Кузбасс?
Так о нём – раскинь мозгами –
сведений никто не даст.
Есть и круче Лёхи, выше,
главный – главного главней.
Только, дед, о нём – потише,
не в толпе и не при мне…»
Дед Евсей заскрёб в бородке:
«Помешались на Кремлях,
на бандитах и на водке –
не на том стоит земля!
Для души, не для проверки,
жду я путинский наказ:
где и как в сношенья с Веркой
мне вступать. И сколько раз?»
«Ах, вон что тебя заело!
Значит, ты на баб востёр?
Это, дед, другое дело» -
стёр испарину шахтёр.
Вновь налил и снова хыкнул,
Завертелся, как кубарь:
«Счас путану (подъелдыкнул)
подберём тебе, и – жарь!
Их полно на всех порогах…»
«Тьфу на вас! А мне пора…»
«Вот надулся – недотрога…
Любишь Верку – и ура!
На-ка, дед, бычки в томате
доедай, и на вокзал».
«На вокзал? Да в банкомате
я всю пенсию слизал…
Мне теперя пеходралом
на случайном на корму
на Иртыш, а за Уралом
месяц-два, и я в дому…
Баньку, пирогов и чаю –
райский, вам скажу, уют!
Только вот односельчане
вместе с Веркой за-клю-ют!
Мол, вернулся-нашатался,
клоун стал на полсела…
Впрочем, если б и остался,
всё равно б ведь не дала…»
«Это что же происходит?! –
бомж шахтёра за грудки –
Человек за правдой ходит,
и всё мимо, мужики?!
Не играет идиота,
Ждёт не миллион – совет!
В общём, за углом “тойота”.
Сел – поедем. Понял – нет?»
Все глядят – не шутит, вроде…
Тот кивает: «Есть авто.
А квартира… Я ж с Мавроди
раз сыграл – и без порток.
Лишь машина и осталась,
на жратву-бензин бомблю,
за рулём и встречу старость.
Ну, поедем?» - «Я храплю…»
«Да, храпи, наш путь не длинный,
ночку-две перетерпеть…
Путин едет на “Калине”.
Поднажмём – есть шанс успеть!»
Дед воспрянул: «Это ладно!
Ехать лучше, чем идти!
Только объясни мне складно,
как же след его найти?
Будет масса перепутий,
а маршрут – в секрете, факт!
И куда ж поехал Путин?»
«Ну, дярёвня! А асфальт?!
Если тот зеркально-новый –
Он там на педали жал.
А увидишь где хреновый –
всё, сюда не заезжал.
Подхалимы заслужили
класть икорку на пирог:
за ночь шустро проложили
для премьера сто дорог.
А “Калина” не “тойота”,
да и Путин не спешит.
Выследим его в два счёта,
и вопрос он твой решит!
Мы советом заручимся,
и нотации учтём,
всей Россиею помчимся
мы путёмкинским путём!»
Чтоб менты не задержали,
номер ветошью протёр…
Их на подвиг провожали
панк, путаны и шахтёр.
6.
Всем в Раю укажут место.
Ангел, сняв нательный крест,
на дежурстве в куще тесной
медитирует и ест.
Громовержно грянул вызов,
будто проломился наст…
«Ох, звонит нарочно, вызнав,
как филоню… Щас воздаст!..
…Да. Отдел Руси на связи.
Что невнятно?... Ну, жую…
Ты, Господь, отметь в приказе
сверхурочную мою,
не смыкая крыл, работу.
Что ль решил проверить всех?
Ах, планёрка на субботу?
Был ли в эСэСэРе секс?
Ну, блин, вы в верхах даёте!
Тридцать лет – и ты дозрел.
Прям, эстонец в анекдоте…
Как – хулю?! Не надо стрел!
Плюрализм, а столько шуму!
Ты обидчив - я торчу.
Заседать накажешь в Думу?!
Ой, прости, Господь, молчу.
Вот открой свои скрижали,
вникни в смысл святых чернил:
если бабы там рожали,
значит секс, выходит, был!
А теперь из всяких студий
(Казанова не мечтал!)
залпом валят попы, груди,
материнский капитал!
Но рожают бабы меньше,
сам не знаю, почему.
Не пойму я этих женщин,
и Россию не пойму.
Да и что сама Россия
(будем говорить всерьёз):
над Канадой – небо сине,
Швеция – страна берёз,
нету Амазонки краше,
на Бермудах – осетры,
и душой матрёшки наши –
из японской сакуры'.
Даже грязь и казни злые –
не российский причиндал.
Ты, Господь, в века былые
аль Европу не видал?!
Так что, глазоньки откроешь –
без подсказки не поймёшь:
то ль в России счастье строишь,
то ли в Дании живёшь…
Я к чему? В сухом остатке
смысл вселенский: “Даст – не даст”.
Есть на секс бабёнки падки,
есть – майн либэ вас из дас.
Попонятней? Сутью всею
как бы делают назло.
Вот, Господь, взгляни: Евсею
не сказать, чтоб повезло.
По России куролесит
ради веркина лобка,
по дорогам вёрсты месит
наподобие Колобка.
Вот и съешь его, попробуй –
он кремень, редут, броня,
дед таковский – высшей пробы!
Прочее, Господь, фигня!
Ты ему помог бы, Боже –
а ля гёрл ком а ля гер –
впору памятник: «Он может!»
отливать и ставить в сквер.
Дай, Господь, чтоб всё звучало,
жизнь Евсеюшке раскрась,
чтоб шептала Верка: “Мало!
Я в экстазе, милый!”» -
«Ась?!..»
7.
В иномарке панагия –
оберег и добрый знак.
Вдоль шоссе – поля нагие,
самосевный березняк…
В реформаторском азарте
ради рыночных побед
размазюкали по карте
белый цвет и чёрный цвет.
Километры, километры,
в семь Финляндий, в сто Фарер,
по деревне бродят ветры,
дождь, как пьяный кавалер,
то в забитое окошко,
то – к дверям (а не зовут)…
На крыльцо не сядет кошка,
здесь и кошки не живут.
Нет тут связи по мобиле,
ферма – кариесный зуб,
и – бурьян, как на могиле.
На задворках – чёрный сруб.
Но на те гнилые палки,
дабы не запачкать перст,
не укажет шоу-Галкин,
не приедет теле-Эрнст…
…Дед Евсей слупил яичко,
крошки скинул с бороды,
прикурил – в окошко спичку:
«А ведь едем не туды!»
Бомж (представился как Толик)
согласился и кивнул:
«Я географ и историк.
Вижу сам». И развернул
на околице “тойоту”,
только тормоз завизжал:
«Плесень тут “ведёт работу”,
Путин здесь не проезжал».
Снова кочки дрыги-дрыги,
разговоры о судьбе
и про те – о бабах – книги:
«Срам один, клянусь тебе!»
Час – и вновь асфальт зернится,
снова гонка до зари.
По стране идёт граница
не снаружи, а внутри.
А наутро карифаны
рты раскрыли: «Где мы здесь?
Саксаулы да барханы…
Но дорога-то ведь есть!»
«Ой… - Толян вздохнул. – Мне мнится
(опыт мой соврать не даст),
что нарушены границы
двух соседних государств.
Значит, сон-то был мне в руку,
будто в погранпост попал…»
Дед Евсей: «Убил бы, суку!
Что ж ты, вёз меня – а спал?!
Погляди-ка указатель
по-ненашему: “Джезды”…
Ох, получим мы, приятель,
здесь уроки нац. езды…»
Посмеялись, огляделись.
Ослик… Мусор… И верблюд…
Солнце вышло – подразделись,
не смутивши местный люд.
Весь посёлок – трёхэтажки
без дверей и без воды,
грязной малышни ватажки,
две собаки. Всё – Джезды…
Впрочем, нет: из-за бархана
(пол неясен, запах – страсть)
вышло сонное дехкано,
на «Салям!» кивнуло «Здрась!
Вы с России, издалёка?
Я – Джамбул. Курить не дашь?»
А потом дымил и цокал:
«А “тойоту” не продашь?
Ну, тогда бензин купите –
две канистры притащу.
Вы, однако же, поспите –
через час вас отыщу».
Жар буравился в резину,
зной струился по ногам…
Дождались – принёс бензину:
«Вы куда же, в Джезказган?»
«Нет, с маршрута за ночь сбились,
нас устроит путь любой.
Путина увидеть тщились,
вместо этого – с тобой…»
«Вай!» - Джамбул расцвёл, как Феникс,
на песке нарисовал:
«Вот Джезды. Вот город Ленинск –
Ваш там ночью побывал!
Но мечты свои оставьте
(взял рубли и стал понур),
Бог не даст соврать, представьте:
Ленинск – это Байконур.
Часовой с ружьём не пустит,
кто бы как бы ни хотел…
Ну и, кстати, сам-то Путин
на ракете улетел.
Как талдычили в посёлке,
так я вам и говорю».
«Ёксель-моксель, палки-ёлки! –
сплюнул дед. – Дай, закурю!
Ты оставь агитки эти –
нам не запретят хотеть.
Если надо, и в ракете
Можем следом полететь!
Ничего, Джамбул, прорвёмся!
Жми-ка, Толя, по газам!»
Здесь, читатель, мы прервёмся,
типа – «дикси» – «я сказал».
8.
Мысль меня такая гложет,
нотой «си» под темя бьёт:
если Бог всё дать всем может,
что ж Он, типа, не даёт?
Да, иной с нахрапом просит,
меру потеряв и честь –
от подобных крышу сносит,
но у нас-то мера есть!
Помню, с дамой в храме божьем
Не молился - уповал:
«Боже, дай её мне!..» Что же?
Бог был щедр - её давал.
Нынче ж – водянисты очи –
начитавшись порнокниг,
я молю: «Хоть в год разочек!»
Что ж вы думаете? Фиг!
Нет гармонии в природе
и в душе покоя нет
(вы о том читали, вроде?) –
повторюсь. Вот, скажем, дед.
Хоть Евсей, хоть дед условный –
а ведь шутит, выйдя в раж:
«Все за редкий миг любовный
облигации отдашь!»
Нет, просить любви не стыдно,
вот Евсей и ждёт совет.
А то, право же, обидно:
Верка есть, а секса нет.
Если б на дворцы и хаты
Бог для всех спустил указ,
чтоб что бедным, что богатым
столько-то в неделю раз,
я бы сам провёл расчёты
и квиточки б раздавал,
чтобы все… Шучу я, что ты,
мой характер – как овал.
Я ж стесняюсь (это честно!)
проповедовать в толпе.
И коль Богу не до секса,
разрулит пусть ВВП.
Ведь в Кремле, в спортзале, в драме,
на байк-шоу – всюду он!
(Только если Путин в храме,
Не узнать среди икон).
Есть в Отечестве пророки:
Он плюс сонмы VIP-персон.
Если ж про мои пороки –
Сонмы сонмов канут в сон.
Бог же зыркнет из-под стрешен,
мол, завянь и не жужжи…
Боже, если в чём-то грешен,
так любовью накажи!
Если ж чист (здесь малость бреда),
не подталкивай любить –
дай в Раю мне встретить Фрейда
и мурло ему набить.
9.
В государстве инострашном,
в бывшей Родины куске,
обвинённый в деле странном,
дед Евсей сидит в тоске.
КаПэЗэ – кровать и столик,
колер серых стен прыщав…
В дверь колотит: «Где же Толик!?
Мой попутчик, где он!?» - «Ща!!!
Погорев на шпионаже,
и на чём-то там ещё,
ты наряд не будоражь и
не влезай с вопросом!» - «Чо?»
«То, что план раскрыли Толин
(сам признался сей субъект):
срисовать параметр штолен
и проникнуть на объект!
Сознаёшься в соучастье,
намешав с водярой ром?»
«Трезв как Ельцин!.. Вот несчастье,
мы же шли на космодром!»
«Ты о том же, овощ с грядки?!
Ну, посадят по сему
(ради мира и разрядки)
Вас в психушку иль в тюрьму!»
Тут же в камеру – погоны,
и врачихи без погон:
«Где тут психи, где шпионы?!»
«Арестованный? Вон он…»
Быстро разделили роли,
главный гайки завинтил:
«Как давленье? Где пароли?
Кал прозрачный? Где тротил?»
Да ещё наводит пушку,
как любой на свете мент.
А врачиха: «К нам! В психушку!
Я же чую – наш клиент!»
«Ха! Да тут на лбу: “Преступник”,
(дар ловить врагов мне дан)
деду пусть сам чёрт заступник,
но пойдёт он к нам! В зиндан!
А то целил на орбиту!..»
«В космос?! Это же симптом!
Есть у шизиков гамбиты,
Я вам расскажу потом…»
Тут Евсей привстал: «Милейший!
Да за что же нас корить?
Мы ж в ракету из-за женщин,
с Путиным поговорить.
И спросить его по чести,
сможет ли он дать указ,
чтоб хотя бы раз по двести
бабы в год… н-ну… чтоб под нас…
Взять мою, к примеру, Верку –
всё одно и то ж поёт:
я, мол, «за»… А на поверку
и раз в месяц не даёт».
Генерал: «Да что ж ты сразу!?..
Если так – какой укор!
Я скажу такую фразу:
Это ж грустный коленкор!
Сам порой мрачнее тучи
к Хануме скребусь в альков…
Это, брат, несчастный случай,
видно, всюду секс таков!
Тут уж да – не до банкета,
и не мил закатный свет.
Будешь рваться и в ракету,
Лишь бы получить совет…
Всё теперь предельно ясно,
и запишем вот чего
(я, надеюсь, все согласны):
Депортировать его!»
10.
Помнит – пили с генералом…
Помнит – плакались в плечо…
Мол, мечи – да на орала,
Мол, без секса жизнь течёт…
Что-то про Толяна… Вылет…
Две границы… Воронок…
Обезьянник… Зэки выли…
«Все свободны!» - «Ой, сынок!..»
Сапогом под зад несильно:
вот крыльцо, а вот газон…
Но принюхался – Россия!!!
Грязь, амбре – не «Пуазон»…
Огляделся: что за город?
Весь неонами горит.
И – афиши: «Путин – скоро!
Путин – здесь! Он – говорит!»
Шли и раньше быстро ноги,
а теперь – ещё быстрей.
Пусть помятый вид, убогий –
надо ж к Путину скорей!
Но и пропуск не спросили:
чёрный вход и суета…
Как елеем оросили:
«Путин? Вон он…» Всё! Мечта!!!
Ароматен и доступен,
гладко выбрит и плешив…
Мыслей ряд многоуступен:
«Путин жил-жив-жил-жив-жив!»
Как перед стаканом водки
Вытер руки о штаны:
«Я, Влади-Владимич, вот как…
Вижу, впрямь мы все равны!
Мы по вас сверяем мерку,
потому прошу отсель
приструнить подругу Верку,
чтоб охотней шла в постель,
россияне чтоб плодились,
чтоб указы (в чём и суть)
в свет бы строго проводились…
Ну и пенсию… чуть-чуть…
И ответь мне, как народу,
отчего сумятна жисть?»
«Что сказать тебе, уроду?
Я ж двойник. И – отвяжись!
Мне сейчас идти на сцену
здешнее пилить бабло,
тут дают такие цены –
на душе с утра тепло!
Ну а в качестве подарка,
чтобы знал – пришёл не зря,
получи-ка контрамарку:
в зале сядь, кричи «Уря!»
Дед рукой махнул понуро,
в урну выронил квиток
и шепнул: «Ну, ты и шкура,
пародист – пустой свисток…»
…Есть в пути обратном прелесть –
на попутках, без рубля,
по ночам в подъездах греясь,
дед добрался. На поля
он с шоссе, да по сосёнкам,
чуть ли не бегом – домой!
Верка. Кормит поросёнка.
Вмиг на шею: «Боже ж мой!
Наколумбился, гуляка!
Я ж соскучилась вконец!
Вот я: сколько хочешь – на-ка,
сексуальный мой гонец!
Счас с тобой устроим встречу,
приглушив в лампадке свет…»
А Евсей: «Отказ – отвечу…
Всё равно либидо – нет!»
Верка так и села на пол:
«Это ж как – не шутишь ты?
Ты ж меня, бывало, лапал
в день раз семь…» - «А вот – кранты.
Был всю жизнь на карантине –
лез зазря, с тобой не спал…
А теперь на бригантине
якорь книзу, флаг упал.
Жди ужо, когда подымем…
Не реви – то не люблю…
Как там поросёнку имя?
Дай ведро – я покормлю…»
11.
Над Овражьем вечер ранний,
с водопоя скот бредёт…
Населенье на собранье,
клуб битком – народ гудёт.
Дед Евсей рассказ неспешно
Вёл (то сидя, то вставал):
«Это да… Оно, конечно…
Где я только не бывал!
Шёл я маршем, как Ватутин,
как Гагарин ввысь летел,
потому со мною Путин
лично говорить хотел!
В общем, так: по сексу бабы
подчиняться нам должны,
без виляний, без ухабов –
для расцвета всей страны!
Я не знал указ мудрее
(как и ожидал, точь-в-точь):
всем в постель, причём скорее,
и – по полной, день и ночь!»
Бабы хором, как сороки:
«Мало ль что на языке,
может ты все эти сроки
был в райцентре в кабаке?!»
Председатель: «Тише, тише!
Разбренчались, звонари!»
И достал кусок афиши:
«Путин здесь! Он говорит!»
«Видно всем? Теперь бесспорно:
врать не может наш герой».
Но тут к кафедре проворно
Верка вышла: «Геморрой
получился промеж нами,
это что ж такое есть:
вы со звонкими штанами,
а иным лишь пить да есть?
В общем, всё: я не согласна.
Есть указ – а где дела?
На кого намёк – тут ясно:
Дед ни-ни, а я б дала…
Пострадал мой дед невольно,
но управу я найду -
кто не может добровольно…
До Сената я дойду!
И хотя идти не близко,
тёрн - дорога, а не мёд,
я слыхала, есть там Слиска –
баба бабу-то поймёт!..
В общем, только солнце встало,
на околице села
деда в нос поцеловала
Верка, и пошла, пошла…
12.
На селе сердечко дразнят
скрип пружин, стаканов звень…
Что ни дом, то секс и праздник,
и частушки целый день:
«Страус пёрдышки теряет,
хочет в Африку бежать.
Мне милёнок доверяет
ребятёночков рожать».
«Мама, ящик мне пришли
с яркими обоями.
Два строителя пришли –
я спала с обоими!»
«С крыши свесилась сосулька,
кажно рёбрышко – хрусталь!
У милёночка писюлька
зазвенела, будто сталь!»
«Рыбка-рыбка Золотая,
круче крабов и мурен!
Я твоё желанье знаю:
деду – орден, бабке – хрен»…
…Вдруг веселье прекратилось,
стены в избах затряслись –
вправду или так, помстилось,
что корабль рванулся ввысь:
как Москва – многоэтажный,
крепкий, мощный – как бандит,
как министр – лощёный, важный…
Ба! Да Путин в нём сидит!
Сто секунд – обшивкой спутник
над страною заблистал.
Управлял, чем хочешь, Путин,
но в ракете не летал!
Вот зачем залез в ракету –
чтобы зоркостью мудреть,
чтоб воров призвать к ответу,
чтоб за всеми присмотреть.
И он видел всех голодных,
всех бездомных и тусню,
лауреатов ежегодных,
кризис, прочую фигню,
видел тауны и веси,
олигархов и бомжар,
видел пусек на процессе
и большой лесной пожар,
наблюдал с высот космицких
взятки, прибыль и откат,
зрил донцовых и улицких,
весь Спартак и ЦСКА,
в люминаторны окошки
сквозь сиянье стратосфер
видел след облезлой кошки,
видел след больших афер,
в телевизоре – уродов,
в лохотронах – сплошь глупцов,
в армии – сплошных начпродов,
в тюрьмах – мразь и мудрецов,
в министерствах – ножки, сиськи,
в домнах – плавимый металл…
…И мечтал народ российский,
чтоб он вечно там летал.
Январь – октябрь 2010, декабрь 2012
1.
Бабка с дедом были-жили
на окраине села,
вроде ладили, дружили,
и любовь у них была.
Но уже давили годы –
сей закон один для всех –
чаще чуяли погоду,
реже был меж ними секс.
То есть, можно б и бодрее
(всё ж привычка не ушла),
но то он подагру греет,
то она занемогла…
И валили друг на друга
всю вину, едрёна вошь:
«Это ты, моя подруга,
мне плезиру не даёшь!»
«Обалдел ты, видно, старый,
сам – размазанный кисель.
Не звенит твоя гитара,
вот и лезь на печь отсель!»
Так, не прячась, и ругались,
баламутя полсела.
А сельчане восторгались:
«Ну, концертные дела!»
Мужики, само, за деда:
«Знаем щучий бабий нрав:
чуть винца с утра отведал,
всё – отлуп, весь день не прав.
Позабудешь дров натяпать –
трое суток виноват.
Что там секс – не смей и лапать!
А ещё, брат, го-ло-ва….
Инструмент у бабы тонкий,
чуть в постель, а та: «болит!»
Сделал раз в пять лет ребёнка –
и обратно отвали…»
А другая половина,
та за бабку, ясен пень:
«Вам бы только в горловину
водки влить и спать весь день.
Мы ж горбатимся у печки,
пол метём, детей растим,
тащим бак с бельём от речки –
всё на нас, господь прости...
Нам мужицкое безделье
не дороже нитки бус…
Значит, требует в постелю?
Не ходи к нему, бабусь!»
Но решить-то дело надо,
справедливость произвесть:
ферма, птичник, три бригады
спорят – некогда поесть.
И тогда пришёл на сходку
самый древний здешний дед,
сам похожий на селёдку,
что ржавела сотню лет.
И прошамкал, в небо глядя
безнадёжно и светло:
«Так консенсус мы не сладим,
не тоё у нас стило.
Ты у нас, Евсей, известно,
молодец не по годам,
да и Верка – прям невеста…
Ан, совет я вам не дам.
Чтоб достать до самой сути,
нужен перл большой души:
говорят, такой есть Путин –
всё он знает, всё решит.
Так что, милай, собирайся,
поезжай-ка к самому,
и пожалься, и покайся
Всенародному ему.
Как он молвит, так и будет.
Скажет “нет” - сдержи печаль.
А коль секс тебе присудит,
то уж – бабка отвечай!»
Тут народ, понятным делом,
загалдел наперебой:
«Что за Путин? Что он сделал?
И каков он сам собой?»
Аксакал потупил очи:
«Стыд за вас, ей-богу, эх…
Путин же… Такой… Он очень…
Он везде… И он для всех…
Чуть взлетит с Земли ракета,
чуть Медведев скажет речь,
или нефть отыщут где-то –
знайте: Путин мощью плеч
всё поддержит, даст награды,
объяснит на «раз и два»,
и японцы, эти черти,
не получат острова,
победят везде спортсмены,
вмиг путину рыбаки
проведут. И бизнесмены
грязные снесут ларьки!
Так что, скатертью дорога
до райцентра и в Москву.
Там, добравшись, слава богу,
ты увидишь наяву
данность, ставшую примером,
светоч мудрости точь-в-точь!»
Так Евсей простился с Верой,
скоротал в чулане ночь,
и с дорожною котомкой,
как навьюченный ишак,
зашагал зарёю тонкой
по тропинке на большак.
2.
Вот Москва. Чего же боле?!
Что о ней ещё сказать?
Всяк здесь счастлив и доволен –
Третий Рим, ни дать, ни взять!
Облик ярок, подкосметчен,
убран весь старинный хлам –
дом купецкий онеметчен,
две обменки по углам,
на соседнем гордо реет
звёздно-полосатый, свой!
А внутри банкир дуреет
над цифирью биржевой.
По панели ходят стервы,
крутобёдрами крутя…
«Дед, у нас оно за евры.
Понял-нет? Ну, ты дитя!»
Также – выходцы с Кавказа,
Средней Азии сыны,
ну и – русские… Все сразу –
москвичи! Тут все равны!
Как бычки водою талой,
лысый дядька-пчеловод
окуджавские кварталы
с карты смыл. Москва живёт!
Таун-граун-супер-сити,
баксы-лореаль-бурже,
пробашляли – откатите
и пилите свой бюджет.
Дух свободы здесь витает
в душах граждан и вовне:
пусть на Оксфорд не хватает,
так на Бутово – вполне.
Эх, кипит Москва-столица
сонмом лиц, да без лица,
чтоб жиреть и веселиться,
тусоваться без конца.
Если очередь – то к кассе…
И по-прежнему светла
(как почти подметил классик)
над Останкиным игла.
Наш Евсей в толпе бурливой
растерялся, стал плутать,
сел на мрамор, выпил пива,
взялся вывески читать:
«Центр лечебный “Без простаты”»…
«Турбюро “Хургады миг”…
«Главный офис депутата…»
К депутату напрямик
дед прошёл, и в кабинете
вдруг вконец утратил пыл:
«Мне б, милок…» - «Он на банкете.
А с утра он – да, здесь был».
Ахнул тот: «Неужто Путин?!»
Референт поднял очки:
«Ходим, понимаешь, шутим…
Замотали ходочки!»
Вид у референта грозный,
наш Евсей вспотел – урок!
«Милый, мой вопрос сурьёзный…»
«А какой державе прок?
Коль, дедок, ты про акцизы,
про авизо и оффшор,
про коттеджи и про визы –
это к нам, какой тут спор!»
«Нет, милок, бери повыше,
что ж я, вовсе идиот?!
С Веркой под одною крышей
век живём, а не даёт….
Так вот, Путин, мне сказали,
лично или же в письме…»
Референт сверкнул глазами:
«Да пошёл бы ты к ё.м.!»
Посчитав ступеньки гладко,
Задом мрамор дед подмёл.
«“Ка-ё-мэ”…Куда ж? Загадка.
“Ка-е-мэ”! – ну, я осёл!
Видно тот мужик картавил:
“Кэ-е-мэль” – о чём же? Кремль!
Вот, спасибочки, наставил
и направил прямо в цель!
Где ж ему, как не в Кремле-то!
Кремль для Путина и есть!
Продают туда билеты?
Как мне пропуск приобресть?»
(Кремль, понятно, не деревня,
навидался первых лиц:
жил здесь Долгорукий древний,
покорители столиц -
Грозный, Пётр Первый, Сталин,
здесь опричина была
и бояре здесь листали
пугачёвские дела,
жил в Кремле товарищ Ленин
и товарищ Калита.
Кремль державный – не для лени:
государство, красота!)
На орлов глядел двуглавых
дед Евсей, разинув рот
шире Спасских, шире главных,
шире Троицких ворот.
А к нему, виляя задом,
прижимая кобуру,
из охраны: «Что вам надо?»
Дед: «Не бойся, не упру
никаких богатств, по сути,
ни алмазов, ни венца –
нужен самолично Путин,
чтоб вопросец до конца…»
Лейтенант ладонью: «Тихо!»
Оглядел костюм, мешок,
Керзачи и галстук – лихо
приоделся! Запашок
тоже есть. Так ведь – дорога,
а не душ, не аквапарк.
Он мешок помял, потрогал:
нету бомбы, это факт.
«Ты, дедок, теперь откуда?
Ты не в Кащенко живёшь?»
«Нет, я из Овражья буду.
И скажу, что молодёжь
повод ищет всевозможный,
чтоб не быть у нас в селе…»
Тот: «Я вник. Ответ несложный:
нету Путина в Кремле.
Отправляйся восвояси,
как сверчок, забейся в щель.
Вид твой Красную не красит
площадь. Ну, и вообще:
на свою на гамадрилью
приключений не лови.
Не секрет – он в эскадрилью
убыл.
Всё.
Гляди ТиВи».
3.
Подмосковная глубинка,
с неба слышен вой и гром,
то берёзка, то рябинка,
край родной – аэродром.
Дед Евсей нашарил спички,
задымил, нашёл прогал
и туда от электрички
меж деревьев зашагал,
перелез через колючку
в пять рядов – то встань, то ляг,
углядел в крапиве штучку:
часть крыла, российский флаг…
Дальше – больше: фюзеляжи,
ржавый бак и вертолёт,
что увяз в болотной каше
и уже не оживёт.
Краснозвёздный, камуфляжный,
наш воздушный щит такой –
не сгодился для продажи
и отправлен на покой…
Ветки хрустнули. Оттуда,
словно сам Геваро Че,
наскочило чудо-юдо
с карабином на плече,
в расхлабененной шинели:
«Кто идёт? Стреляю! Дед!»
«Фу ты, милый, в самом деле –
на, стрельни, держи кисет».
По щепотке самосада
В самокрутках из «МК».
«За металлом?» - «Нет, досада
привела издалека.
Не хотит моя старуха
подпускать совсем к себе…»
«У меня ж своя непруха:
я служу – жена в гульбе…
Ничего! Приеду – врежу
ей, и тёще, и тэ пэ…»
«Милый, ну а главный где же?»
«Вон, за ельником КаПэ.
Тут сегодня – это что-то!
Там омоны по кустам…
Проползи на край болота,
а заметят – ты уж там!»
…К козырькам присохли руки,
на погонах звёзд не счесть.
В поднебесье тихнут звуки.
«Улетел?» - «Так точно!» - «Есть!»
«Нестандартное решенье…
Но на то и президент.
Жди, полковник, повышенья!
Так… А тут что за презент?
Кто пустил, откуда взялся?
Допуск, паспорт – отвечать!»
Дед, конечно, испугался:
«Мне бы Путина…» - «Молчать!»
«Про свою хочу про бабку –
не даёт, как ни мани…»
Генерал живот в охапку,
и затрясся. Те – за ним.
С облегчением хохочет,
деда лупит по плечу:
«Старый хрыч, гляди-ка, хочет!..
Я – и то уж не хочу!..
Значит, дед, сейчас в посёлке
вас проверим, и домой…»
«Мне бы Путина…» - «Вот, ёлки!
Хрен немазаный с сумой!»
Генерал ногою дрыгнул
(не понравилось ему):
«Он – верховный. В “СУшку” прыгнул,
взял штурвал – и в Колыму.
Мы ж за ним взлетаем мигом.
Мы – эскорт. Он – голова.
Поднимаем “Ту” и “МиГи”
силой грозною – все два!»
Дед заплакал от досады:
«Ехал… Мчался… Снова сбой…
Генерал, мне шибко надо,
Взяли б вы меня с собой?»
«Дед, ты белены не ел ли?
Здесь же армия, Устав!
Нет, ну вовсе очумели
Россияне на местах!
Здесь порядок, а не вата!
Здесь мы все – не что хотим:
стережём страну от НАТО!
…В общем, - литр, и полетим».
«Литр по мне – масштабец мелкий».
Дед котомку – бух! - с плеча
и достал тугие грелки –
три литрухи первача.
Офицеры «Ых!» - и в стойку,
Вбок глядят, сдержав слюну
(опыт есть, они попойку
пережили не одну,
но сейчас, при генерале,
повод дай – забудешь спесь).
Тот сурово: «Поиграли
и довольно. Юмор – весь!
Дед, ты что, не понял пульку?
Живо пойло взад ховай!»
Но Евсей уж вынул рульку,
тот понюхал: «Наливай!»
4.
Македонский – на квадриге,
на кибитке – Наше Всё,
ну а дед Евсей – на МиГе
путешествует. Несёт
тушку деда к океану
офигенный самолёт.
Рядом кто-то, вдупель пьяный.
Чуть трезвей – автопилот.
Гермошлемы бьются о пол,
в ноль – сознания накал.
Под крылом уж не Европа –
контур озера Байкал…
Час ещё, и над заливом
заложив крутой вираж,
для заправки, для долива
приземлился экипаж:
«Комендант, мы, вроде, знались?»…
«Вы, товарищ генерал?!
Как опухли… Ой, устали»…
«Да, майор, устал… Устал…
Вот бы мне пожарче баньку
да элеутерококк,
и массаж… Ты помнишь Таньку
с военторга?... Тс-с, молчок!
Нет и часа на амуры,
боевая цель проста:
Путин наш уже к Амуру –
нам за ним. Ну, от винта!»
«Есть! Но всё же обратиться
разрешите, жду ответ:
вон на взлётной, что за птица?
Вроде с вами был? Иль нет?»
Глянули – под самолётом
дед лежит, мешок к груди…
В памяти мелькнуло что-то
и погасло… «Проследи
не замёрз бы, кабель в дышло…
Штурман!?» - «Помню – знатно пьёт.
Но отшибло, как же вышло,
что заполз под самолёт»…
«Всё. Не наш. Видать, геолог…
Нажрались тут, разбрелись…
Ты, майор, его в посёлок –
похмели и разберись».
…Ледокол, как пролетарий
неустанно, давит пак.
Чайки гадят, пролетая.
Сзади слышен лай собак.
Дед Евсей на каменюке
(тело тут, а где душа?)
у воды раскинул руки.
Бусы в них, и черемша.
Клочья мха в лицо дымятся,
с бубном прыгает шаман…
«А-а, очнулся? Здравствуй, братца.
Я – Пятров. Май нэйм – Иван.
Во главе посёлка – я же,
депутат и бригадир.
Семь домов у нас, и даже
куплен кафель на сортир!
Ты, видать, не похмелился?
Вот вся немощь и видна.
Ну, пошли – ларёк открылся,
купим белого вина».
Дед согласен похмеляться:
«Мне ещё водички где б?..
Ой, а это что “сто двадцать”»?
«Что да что, не видишь – хлеб».
«А вот “двести” – вся коробка?»
«Нет, пакетик. Тут – завоз!
Ледокол для нас – коровка,
огород, бахча, завод.
Коль в июле не пробьётся,
ёк на целый год “бахча”.
И посёлок остаётся
на подножных на харчах»…
«Зиму пухнуть с голодухи?!»
«Фу, святая простота!
А тюлени, а белухи?
Ходим даже на кита».
«Я ж читал: закрыты квоты,
бить нельзя – ООН решил!»
«Дед, нам нет о том заботы,
Нам сам Путин разрешил.
Пусть там делят миллионы,
гонят нефть, берут долги –
здесь у нас свои законы,
лишь бы не было цинги.
Вразумил пасти оленей,
ягоду по сопкам брать,
дал нам массу наставлений.
Он – один за всех, нас – рать!
Здесь народов малых кучи,
а с Москвой – одна семья».
«Кто ж вы – энцы, води, чукчи?»
Тот вздохнул: «Да, русский я».
«Ну, а Путин-то?! Мне встреча
с ним важна – особый сорт!»
«Да в райцентре, недалече,
километров девятьсот.
Только горнолыжной трассы
нету там ему. Беда.
Потому вот-вот к Кузбассу
он рванёт. Тебе – туда».
«Во-он куда! Каким мне рейсом?»
«Рейсом? Дед, ценю прикол!
Поживи, поспи, погрейся,
жди обратный ледокол.
Тут один плевок по карте –
Тьфу, недельный переход.
А из Ванино – в плацкарте…»
«Да ведь Путин-то не ждёт!
Мне ж его приказ потребен:
сколько с бабкой раз на дню?»
«“Раз на дню?!” Да я молебен
за тебя и всю родню,
за могучее либидо
отшаманю – заслужил!
Только, дед, ну не в обиду:
что ль остался бы, пожил?
Здесь у нас ведь тоже бабы,
Мужички у них в долгу.
Если ты такой не слабый…»
«Нет, чужих я не могу».
«Точно – нет?» - «Я не залётный,
а свою готов сполна…»
«Ладно. Двигай к вертолётной,
вон - под сопкою она.
Извини уж, что слукавил –
вертолёт сегодня есть.
Эх, когда б тебя оставил,
Мне б от баб почёт и честь!
Но не вышло…» - «Экий хитрый!»
«То ж для дела!» - «Не во зле!»
«Выпьем, так сказать, под титры.
И – поклон Большой Земле!»
5.
«До Сибири путь продольный
(тем, кто власти поперёк):
по Владимирке привольной,
самой тихой из дорог.
До Сибири путь не ближний:
ветку в землю – будет куст.
Вон вдали маячит Нижний,
вот чернеет Златоуст.
По Сибири путь довольный:
всяк посёлок – стольный град,
тёплый, крепкий, хлебосольный,
там ломоть – ценней наград.
По Сибири путь не новый:
на восток да на восток…
“Как фамилия, бубновый?”
“Позабыл давно, сынок…”
Нет здесь “Табели о рангах”,
по-простому, все равны.
Селят к местным, и в ярангах
бабу дать тебе должны.
Из лекарств – лучок да цедра
(в кадке фрукт растёт в избе).
А ещё в Сибири – недра,
день да ночь копай себе,
насладись сполна юдолью:
освещает фитилёк
тачки с ценною рудою,
в вагонетках – уголёк.
Чуть с тропы: хозяин - мишка,
Чуть бегом: винтовка – мать.
А намоешь золотишка,
то тебя уже не взять!
А Колчак-то, то ж Верховный
(путь в Иркутске кончил он),
вдоль Сибири гнал греховный
с тыщей слитков эшелон?
И не зря, как герб, блистает
Ломоносовский просвирь:
мол, Европой прирастает
наша матушка-Сибирь!»
Тут пришла пора ремарке:
дед попал в шахтёрский край
и теперь в вокзальном парке
с пивом под вороний грай,
проводив постылый скорый,
обретя друзей в кафе
(во главе с бухим шахтёром)
слушал аутодафе –
некий экскурс историчный
(бомж и панк кривили рты):
«В шахте весь народ отличный,
выше нравственной черты!
Мы под гнёт не сунем выю,
мы свободны до конца!»
«Ишь ты: “Мы передовые”!..
А кто проморгал Ельца?
Всю страну вы замутили
на Горбатом на мосту.
Сколько бабок заплатили
За иудин ваш посту…»
Шпок! «Ах, гад, ты, значит, драться?
Колет правдушка глаза?»
Дед Евсей разнял их: «Братцы,
дело прошлое, нельзя!
Ну, обшиблись, шалопуты,
одурев от перспектив.
Снимет Путин эти путы,
он в стране – императив!»
«Это – точно. Спору нету.
Был вчерась. И втолковал:
Повар – делаешь котлету.
Токарь – точишь коленвал.
Педагог учить обязан.
Воду дать водоканал.
Доктор – побороть заразу.
А спортсмен – войти в финал.
Надо пресекать теракты
и закончить взятки брать.
К посевной отладить трактор –
хоть один из ста собрать.
Строить прекратить коттеджи
где заказник вдоль реки…»
«А кто строит?» - «Тьфу, невежды!
Слушать надо, дураки!
Это ж вам не Дж. Россини:
надоел – переключил…
Путин, он – для всей России…
Вразумил и научил!
Взять вот нас. Ну, да, шахтёры,
кругозорчик недалёк.
Путин нам: «Работать споро,
дать Отчизне уголёк!»
Сразу будто просветлело,
как с сенсеем по росе!
Осознали наше дело
До глубин. И так же – все!
Посетит семью, к примеру,
утром погорельцам – дом.
Погрозит ворюге-мэру,
час – и тот уж под судом.
В ЖКХ забились трубы,
взглянет - и вода журчит.
Скрипки – слева, справа – тубы,
взмах - оркестр зазвучит!
В общем, миллионов триста
встреч ему бы провести,
плюс прижать бы экстремистов –
и тогда стране цвести!»
И кивали все соратно,
только дед Евсей грустил:
«Значит, был вчерась? Обратно
с ним контакт я упустил!
А ведь как бы это славно:
лично, несколько минут…
Я б спросил его о главном,
мол, ответь, в Овражье ждут!»
«Дед, какие в том секреты:
главный в данный час в Кремле –
соблюдает паритеты
наше мудрое теле…
То там Путин, то Медведев.
Главный в кадре – следом тот.
На экране этот едет –
тот собрание ведёт.
То слетал, а то вернулся.
Каждый жест его знаком…»
Тут шахтёр притих, запнулся:
«“Главный…” Дед, а ты о ком?
Не о Лёхе Амальгаме,
что крышует весь Кузбасс?
Так о нём – раскинь мозгами –
сведений никто не даст.
Есть и круче Лёхи, выше,
главный – главного главней.
Только, дед, о нём – потише,
не в толпе и не при мне…»
Дед Евсей заскрёб в бородке:
«Помешались на Кремлях,
на бандитах и на водке –
не на том стоит земля!
Для души, не для проверки,
жду я путинский наказ:
где и как в сношенья с Веркой
мне вступать. И сколько раз?»
«Ах, вон что тебя заело!
Значит, ты на баб востёр?
Это, дед, другое дело» -
стёр испарину шахтёр.
Вновь налил и снова хыкнул,
Завертелся, как кубарь:
«Счас путану (подъелдыкнул)
подберём тебе, и – жарь!
Их полно на всех порогах…»
«Тьфу на вас! А мне пора…»
«Вот надулся – недотрога…
Любишь Верку – и ура!
На-ка, дед, бычки в томате
доедай, и на вокзал».
«На вокзал? Да в банкомате
я всю пенсию слизал…
Мне теперя пеходралом
на случайном на корму
на Иртыш, а за Уралом
месяц-два, и я в дому…
Баньку, пирогов и чаю –
райский, вам скажу, уют!
Только вот односельчане
вместе с Веркой за-клю-ют!
Мол, вернулся-нашатался,
клоун стал на полсела…
Впрочем, если б и остался,
всё равно б ведь не дала…»
«Это что же происходит?! –
бомж шахтёра за грудки –
Человек за правдой ходит,
и всё мимо, мужики?!
Не играет идиота,
Ждёт не миллион – совет!
В общём, за углом “тойота”.
Сел – поедем. Понял – нет?»
Все глядят – не шутит, вроде…
Тот кивает: «Есть авто.
А квартира… Я ж с Мавроди
раз сыграл – и без порток.
Лишь машина и осталась,
на жратву-бензин бомблю,
за рулём и встречу старость.
Ну, поедем?» - «Я храплю…»
«Да, храпи, наш путь не длинный,
ночку-две перетерпеть…
Путин едет на “Калине”.
Поднажмём – есть шанс успеть!»
Дед воспрянул: «Это ладно!
Ехать лучше, чем идти!
Только объясни мне складно,
как же след его найти?
Будет масса перепутий,
а маршрут – в секрете, факт!
И куда ж поехал Путин?»
«Ну, дярёвня! А асфальт?!
Если тот зеркально-новый –
Он там на педали жал.
А увидишь где хреновый –
всё, сюда не заезжал.
Подхалимы заслужили
класть икорку на пирог:
за ночь шустро проложили
для премьера сто дорог.
А “Калина” не “тойота”,
да и Путин не спешит.
Выследим его в два счёта,
и вопрос он твой решит!
Мы советом заручимся,
и нотации учтём,
всей Россиею помчимся
мы путёмкинским путём!»
Чтоб менты не задержали,
номер ветошью протёр…
Их на подвиг провожали
панк, путаны и шахтёр.
6.
Всем в Раю укажут место.
Ангел, сняв нательный крест,
на дежурстве в куще тесной
медитирует и ест.
Громовержно грянул вызов,
будто проломился наст…
«Ох, звонит нарочно, вызнав,
как филоню… Щас воздаст!..
…Да. Отдел Руси на связи.
Что невнятно?... Ну, жую…
Ты, Господь, отметь в приказе
сверхурочную мою,
не смыкая крыл, работу.
Что ль решил проверить всех?
Ах, планёрка на субботу?
Был ли в эСэСэРе секс?
Ну, блин, вы в верхах даёте!
Тридцать лет – и ты дозрел.
Прям, эстонец в анекдоте…
Как – хулю?! Не надо стрел!
Плюрализм, а столько шуму!
Ты обидчив - я торчу.
Заседать накажешь в Думу?!
Ой, прости, Господь, молчу.
Вот открой свои скрижали,
вникни в смысл святых чернил:
если бабы там рожали,
значит секс, выходит, был!
А теперь из всяких студий
(Казанова не мечтал!)
залпом валят попы, груди,
материнский капитал!
Но рожают бабы меньше,
сам не знаю, почему.
Не пойму я этих женщин,
и Россию не пойму.
Да и что сама Россия
(будем говорить всерьёз):
над Канадой – небо сине,
Швеция – страна берёз,
нету Амазонки краше,
на Бермудах – осетры,
и душой матрёшки наши –
из японской сакуры'.
Даже грязь и казни злые –
не российский причиндал.
Ты, Господь, в века былые
аль Европу не видал?!
Так что, глазоньки откроешь –
без подсказки не поймёшь:
то ль в России счастье строишь,
то ли в Дании живёшь…
Я к чему? В сухом остатке
смысл вселенский: “Даст – не даст”.
Есть на секс бабёнки падки,
есть – майн либэ вас из дас.
Попонятней? Сутью всею
как бы делают назло.
Вот, Господь, взгляни: Евсею
не сказать, чтоб повезло.
По России куролесит
ради веркина лобка,
по дорогам вёрсты месит
наподобие Колобка.
Вот и съешь его, попробуй –
он кремень, редут, броня,
дед таковский – высшей пробы!
Прочее, Господь, фигня!
Ты ему помог бы, Боже –
а ля гёрл ком а ля гер –
впору памятник: «Он может!»
отливать и ставить в сквер.
Дай, Господь, чтоб всё звучало,
жизнь Евсеюшке раскрась,
чтоб шептала Верка: “Мало!
Я в экстазе, милый!”» -
«Ась?!..»
7.
В иномарке панагия –
оберег и добрый знак.
Вдоль шоссе – поля нагие,
самосевный березняк…
В реформаторском азарте
ради рыночных побед
размазюкали по карте
белый цвет и чёрный цвет.
Километры, километры,
в семь Финляндий, в сто Фарер,
по деревне бродят ветры,
дождь, как пьяный кавалер,
то в забитое окошко,
то – к дверям (а не зовут)…
На крыльцо не сядет кошка,
здесь и кошки не живут.
Нет тут связи по мобиле,
ферма – кариесный зуб,
и – бурьян, как на могиле.
На задворках – чёрный сруб.
Но на те гнилые палки,
дабы не запачкать перст,
не укажет шоу-Галкин,
не приедет теле-Эрнст…
…Дед Евсей слупил яичко,
крошки скинул с бороды,
прикурил – в окошко спичку:
«А ведь едем не туды!»
Бомж (представился как Толик)
согласился и кивнул:
«Я географ и историк.
Вижу сам». И развернул
на околице “тойоту”,
только тормоз завизжал:
«Плесень тут “ведёт работу”,
Путин здесь не проезжал».
Снова кочки дрыги-дрыги,
разговоры о судьбе
и про те – о бабах – книги:
«Срам один, клянусь тебе!»
Час – и вновь асфальт зернится,
снова гонка до зари.
По стране идёт граница
не снаружи, а внутри.
А наутро карифаны
рты раскрыли: «Где мы здесь?
Саксаулы да барханы…
Но дорога-то ведь есть!»
«Ой… - Толян вздохнул. – Мне мнится
(опыт мой соврать не даст),
что нарушены границы
двух соседних государств.
Значит, сон-то был мне в руку,
будто в погранпост попал…»
Дед Евсей: «Убил бы, суку!
Что ж ты, вёз меня – а спал?!
Погляди-ка указатель
по-ненашему: “Джезды”…
Ох, получим мы, приятель,
здесь уроки нац. езды…»
Посмеялись, огляделись.
Ослик… Мусор… И верблюд…
Солнце вышло – подразделись,
не смутивши местный люд.
Весь посёлок – трёхэтажки
без дверей и без воды,
грязной малышни ватажки,
две собаки. Всё – Джезды…
Впрочем, нет: из-за бархана
(пол неясен, запах – страсть)
вышло сонное дехкано,
на «Салям!» кивнуло «Здрась!
Вы с России, издалёка?
Я – Джамбул. Курить не дашь?»
А потом дымил и цокал:
«А “тойоту” не продашь?
Ну, тогда бензин купите –
две канистры притащу.
Вы, однако же, поспите –
через час вас отыщу».
Жар буравился в резину,
зной струился по ногам…
Дождались – принёс бензину:
«Вы куда же, в Джезказган?»
«Нет, с маршрута за ночь сбились,
нас устроит путь любой.
Путина увидеть тщились,
вместо этого – с тобой…»
«Вай!» - Джамбул расцвёл, как Феникс,
на песке нарисовал:
«Вот Джезды. Вот город Ленинск –
Ваш там ночью побывал!
Но мечты свои оставьте
(взял рубли и стал понур),
Бог не даст соврать, представьте:
Ленинск – это Байконур.
Часовой с ружьём не пустит,
кто бы как бы ни хотел…
Ну и, кстати, сам-то Путин
на ракете улетел.
Как талдычили в посёлке,
так я вам и говорю».
«Ёксель-моксель, палки-ёлки! –
сплюнул дед. – Дай, закурю!
Ты оставь агитки эти –
нам не запретят хотеть.
Если надо, и в ракете
Можем следом полететь!
Ничего, Джамбул, прорвёмся!
Жми-ка, Толя, по газам!»
Здесь, читатель, мы прервёмся,
типа – «дикси» – «я сказал».
8.
Мысль меня такая гложет,
нотой «си» под темя бьёт:
если Бог всё дать всем может,
что ж Он, типа, не даёт?
Да, иной с нахрапом просит,
меру потеряв и честь –
от подобных крышу сносит,
но у нас-то мера есть!
Помню, с дамой в храме божьем
Не молился - уповал:
«Боже, дай её мне!..» Что же?
Бог был щедр - её давал.
Нынче ж – водянисты очи –
начитавшись порнокниг,
я молю: «Хоть в год разочек!»
Что ж вы думаете? Фиг!
Нет гармонии в природе
и в душе покоя нет
(вы о том читали, вроде?) –
повторюсь. Вот, скажем, дед.
Хоть Евсей, хоть дед условный –
а ведь шутит, выйдя в раж:
«Все за редкий миг любовный
облигации отдашь!»
Нет, просить любви не стыдно,
вот Евсей и ждёт совет.
А то, право же, обидно:
Верка есть, а секса нет.
Если б на дворцы и хаты
Бог для всех спустил указ,
чтоб что бедным, что богатым
столько-то в неделю раз,
я бы сам провёл расчёты
и квиточки б раздавал,
чтобы все… Шучу я, что ты,
мой характер – как овал.
Я ж стесняюсь (это честно!)
проповедовать в толпе.
И коль Богу не до секса,
разрулит пусть ВВП.
Ведь в Кремле, в спортзале, в драме,
на байк-шоу – всюду он!
(Только если Путин в храме,
Не узнать среди икон).
Есть в Отечестве пророки:
Он плюс сонмы VIP-персон.
Если ж про мои пороки –
Сонмы сонмов канут в сон.
Бог же зыркнет из-под стрешен,
мол, завянь и не жужжи…
Боже, если в чём-то грешен,
так любовью накажи!
Если ж чист (здесь малость бреда),
не подталкивай любить –
дай в Раю мне встретить Фрейда
и мурло ему набить.
9.
В государстве инострашном,
в бывшей Родины куске,
обвинённый в деле странном,
дед Евсей сидит в тоске.
КаПэЗэ – кровать и столик,
колер серых стен прыщав…
В дверь колотит: «Где же Толик!?
Мой попутчик, где он!?» - «Ща!!!
Погорев на шпионаже,
и на чём-то там ещё,
ты наряд не будоражь и
не влезай с вопросом!» - «Чо?»
«То, что план раскрыли Толин
(сам признался сей субъект):
срисовать параметр штолен
и проникнуть на объект!
Сознаёшься в соучастье,
намешав с водярой ром?»
«Трезв как Ельцин!.. Вот несчастье,
мы же шли на космодром!»
«Ты о том же, овощ с грядки?!
Ну, посадят по сему
(ради мира и разрядки)
Вас в психушку иль в тюрьму!»
Тут же в камеру – погоны,
и врачихи без погон:
«Где тут психи, где шпионы?!»
«Арестованный? Вон он…»
Быстро разделили роли,
главный гайки завинтил:
«Как давленье? Где пароли?
Кал прозрачный? Где тротил?»
Да ещё наводит пушку,
как любой на свете мент.
А врачиха: «К нам! В психушку!
Я же чую – наш клиент!»
«Ха! Да тут на лбу: “Преступник”,
(дар ловить врагов мне дан)
деду пусть сам чёрт заступник,
но пойдёт он к нам! В зиндан!
А то целил на орбиту!..»
«В космос?! Это же симптом!
Есть у шизиков гамбиты,
Я вам расскажу потом…»
Тут Евсей привстал: «Милейший!
Да за что же нас корить?
Мы ж в ракету из-за женщин,
с Путиным поговорить.
И спросить его по чести,
сможет ли он дать указ,
чтоб хотя бы раз по двести
бабы в год… н-ну… чтоб под нас…
Взять мою, к примеру, Верку –
всё одно и то ж поёт:
я, мол, «за»… А на поверку
и раз в месяц не даёт».
Генерал: «Да что ж ты сразу!?..
Если так – какой укор!
Я скажу такую фразу:
Это ж грустный коленкор!
Сам порой мрачнее тучи
к Хануме скребусь в альков…
Это, брат, несчастный случай,
видно, всюду секс таков!
Тут уж да – не до банкета,
и не мил закатный свет.
Будешь рваться и в ракету,
Лишь бы получить совет…
Всё теперь предельно ясно,
и запишем вот чего
(я, надеюсь, все согласны):
Депортировать его!»
10.
Помнит – пили с генералом…
Помнит – плакались в плечо…
Мол, мечи – да на орала,
Мол, без секса жизнь течёт…
Что-то про Толяна… Вылет…
Две границы… Воронок…
Обезьянник… Зэки выли…
«Все свободны!» - «Ой, сынок!..»
Сапогом под зад несильно:
вот крыльцо, а вот газон…
Но принюхался – Россия!!!
Грязь, амбре – не «Пуазон»…
Огляделся: что за город?
Весь неонами горит.
И – афиши: «Путин – скоро!
Путин – здесь! Он – говорит!»
Шли и раньше быстро ноги,
а теперь – ещё быстрей.
Пусть помятый вид, убогий –
надо ж к Путину скорей!
Но и пропуск не спросили:
чёрный вход и суета…
Как елеем оросили:
«Путин? Вон он…» Всё! Мечта!!!
Ароматен и доступен,
гладко выбрит и плешив…
Мыслей ряд многоуступен:
«Путин жил-жив-жил-жив-жив!»
Как перед стаканом водки
Вытер руки о штаны:
«Я, Влади-Владимич, вот как…
Вижу, впрямь мы все равны!
Мы по вас сверяем мерку,
потому прошу отсель
приструнить подругу Верку,
чтоб охотней шла в постель,
россияне чтоб плодились,
чтоб указы (в чём и суть)
в свет бы строго проводились…
Ну и пенсию… чуть-чуть…
И ответь мне, как народу,
отчего сумятна жисть?»
«Что сказать тебе, уроду?
Я ж двойник. И – отвяжись!
Мне сейчас идти на сцену
здешнее пилить бабло,
тут дают такие цены –
на душе с утра тепло!
Ну а в качестве подарка,
чтобы знал – пришёл не зря,
получи-ка контрамарку:
в зале сядь, кричи «Уря!»
Дед рукой махнул понуро,
в урну выронил квиток
и шепнул: «Ну, ты и шкура,
пародист – пустой свисток…»
…Есть в пути обратном прелесть –
на попутках, без рубля,
по ночам в подъездах греясь,
дед добрался. На поля
он с шоссе, да по сосёнкам,
чуть ли не бегом – домой!
Верка. Кормит поросёнка.
Вмиг на шею: «Боже ж мой!
Наколумбился, гуляка!
Я ж соскучилась вконец!
Вот я: сколько хочешь – на-ка,
сексуальный мой гонец!
Счас с тобой устроим встречу,
приглушив в лампадке свет…»
А Евсей: «Отказ – отвечу…
Всё равно либидо – нет!»
Верка так и села на пол:
«Это ж как – не шутишь ты?
Ты ж меня, бывало, лапал
в день раз семь…» - «А вот – кранты.
Был всю жизнь на карантине –
лез зазря, с тобой не спал…
А теперь на бригантине
якорь книзу, флаг упал.
Жди ужо, когда подымем…
Не реви – то не люблю…
Как там поросёнку имя?
Дай ведро – я покормлю…»
11.
Над Овражьем вечер ранний,
с водопоя скот бредёт…
Населенье на собранье,
клуб битком – народ гудёт.
Дед Евсей рассказ неспешно
Вёл (то сидя, то вставал):
«Это да… Оно, конечно…
Где я только не бывал!
Шёл я маршем, как Ватутин,
как Гагарин ввысь летел,
потому со мною Путин
лично говорить хотел!
В общем, так: по сексу бабы
подчиняться нам должны,
без виляний, без ухабов –
для расцвета всей страны!
Я не знал указ мудрее
(как и ожидал, точь-в-точь):
всем в постель, причём скорее,
и – по полной, день и ночь!»
Бабы хором, как сороки:
«Мало ль что на языке,
может ты все эти сроки
был в райцентре в кабаке?!»
Председатель: «Тише, тише!
Разбренчались, звонари!»
И достал кусок афиши:
«Путин здесь! Он говорит!»
«Видно всем? Теперь бесспорно:
врать не может наш герой».
Но тут к кафедре проворно
Верка вышла: «Геморрой
получился промеж нами,
это что ж такое есть:
вы со звонкими штанами,
а иным лишь пить да есть?
В общем, всё: я не согласна.
Есть указ – а где дела?
На кого намёк – тут ясно:
Дед ни-ни, а я б дала…
Пострадал мой дед невольно,
но управу я найду -
кто не может добровольно…
До Сената я дойду!
И хотя идти не близко,
тёрн - дорога, а не мёд,
я слыхала, есть там Слиска –
баба бабу-то поймёт!..
В общем, только солнце встало,
на околице села
деда в нос поцеловала
Верка, и пошла, пошла…
12.
На селе сердечко дразнят
скрип пружин, стаканов звень…
Что ни дом, то секс и праздник,
и частушки целый день:
«Страус пёрдышки теряет,
хочет в Африку бежать.
Мне милёнок доверяет
ребятёночков рожать».
«Мама, ящик мне пришли
с яркими обоями.
Два строителя пришли –
я спала с обоими!»
«С крыши свесилась сосулька,
кажно рёбрышко – хрусталь!
У милёночка писюлька
зазвенела, будто сталь!»
«Рыбка-рыбка Золотая,
круче крабов и мурен!
Я твоё желанье знаю:
деду – орден, бабке – хрен»…
…Вдруг веселье прекратилось,
стены в избах затряслись –
вправду или так, помстилось,
что корабль рванулся ввысь:
как Москва – многоэтажный,
крепкий, мощный – как бандит,
как министр – лощёный, важный…
Ба! Да Путин в нём сидит!
Сто секунд – обшивкой спутник
над страною заблистал.
Управлял, чем хочешь, Путин,
но в ракете не летал!
Вот зачем залез в ракету –
чтобы зоркостью мудреть,
чтоб воров призвать к ответу,
чтоб за всеми присмотреть.
И он видел всех голодных,
всех бездомных и тусню,
лауреатов ежегодных,
кризис, прочую фигню,
видел тауны и веси,
олигархов и бомжар,
видел пусек на процессе
и большой лесной пожар,
наблюдал с высот космицких
взятки, прибыль и откат,
зрил донцовых и улицких,
весь Спартак и ЦСКА,
в люминаторны окошки
сквозь сиянье стратосфер
видел след облезлой кошки,
видел след больших афер,
в телевизоре – уродов,
в лохотронах – сплошь глупцов,
в армии – сплошных начпродов,
в тюрьмах – мразь и мудрецов,
в министерствах – ножки, сиськи,
в домнах – плавимый металл…
…И мечтал народ российский,
чтоб он вечно там летал.
Январь – октябрь 2010, декабрь 2012
