Сергачёв поехал с Рижского вокзала первым экспрессом. Народу в электричке было мало: пожухлые к утру гуляки, окружённые плотным пивным амбре, ещё несколько человек с ночной смены в робах «Гортранса» и «Водоканала», да с десяток таких же сонных, как сам Сергачёв, грибников.
Он подремал, сколько смог, пока не затекла шея. Потом стал глядеть в окно. Электропоезд промчался мимо одной из маленьких станций, и Сергачёв успел, дёрнувшись вслед проносящейся платформе, прочитать в утреннем сумраке вывеску на двух языках «Малиновка Malinovka». Потом была двуязычная станция «Dedovsk», после неё – «Miitovskaja»…
- Во, дают! – удивился он, задумчиво почесав пальцем переносицу. Бабка, кемарившая с грибной корзинкой на соседней лавке, поправила съехавший платок и назидательно пояснила:
- Это к лампиаде. Чтоб гости не заблудились.
- Гы! – ответил Сергачёв. – Где та олимпиада и где эта Миитовская!
- Для порядка, - заключила бабка и вновь задрыхла.
Часа через полтора, когда набухающее солнце уже во-всю полосовало в окно вагона, бабулька потрясла Сергачёва за плечо:
- Вставай, родимец, если по грыбы – тут все выходят.
- Чо?
- Слушай вон…
Вагонное радио крякнуло, перхнуло и разразилось тирадой на забугорном языке.
- Видишь, подытожила бабка, здесь советуют по грибы-то…
Сергачёв, ёжась от не развеявшейся ещё прохлады, вывалился на ухоженную платформу «Manchesterskaja».
- Идём, идём, - подбодрила бабка, шустро шаркая перевязанными тесьмой галошами по розовому с блёстками асфальту. – А то все кэбы расхватают, до рощицы пёхом придётся. Скинемся по фартингу?
Сергачёв на ходу погремел серебряной мелочью в кулаке:
- У меня только шестипенсовик…
- Ну, тогда и заплати, что ль, за бабушку?
Они уселись в предпоследний из свободных экипажей и, помахав ручкой тем, кто не успел из дальних вагонов электрички, поехали. Лошадь бежала бойко, мелькали крашеные столбики, фигурные металлические и основательные каменные оградки.
- Стой, стой! – вдруг встрепенулся Сергачёв, чуть не выскочив из кеба, – Вон же у дубка белые!
- А-а, нашёл грыбы, сударь! – обрадовалась бабка. – Ну, тогда, значится, поехали обратно на станцию.
- Как, обратно?! А собирать?!
- Фи! Моветон! – сморщилась старуха и осуждающе вперилась в него сквозь лорнет. – Вы разве не слышали, что у нас в цивилизованной Европе никто из высшего света грыбов в лесу не собирает?! Полюбовался – и хорошо…
- Да ну вас, с вашими англицкими прибамбасами! – возмутился Сергачёв. – На фига тогда я в четыре утра вставал?!
Он нацелился выпрыгнуть из экипажа и проснулся.
Бабка ласково смотрела на него:
- Сам пробудился, добытчик? Приснилось чего? Ну, пойдём – я мест не знаю, а весь вагон вроде как тут вытряхается.
Они вышли на потрескавшийся от времени асфальт узенькой платформочки. Сергачёв поднял взгляд и прочитал вывеску: «
».
- Бр-р!.. – помотал он головой.
- Что – «быр»?! Становись вон с остальными в колонну по трое и маршируй на месте, пока команды «марш по грыбы» нету.
Бабка подтолкнула его в спину и, прокашлявшись, звонко запела русскую народную песню «Встаёт красное солнце над свободным Гуанчжоу».
Он подремал, сколько смог, пока не затекла шея. Потом стал глядеть в окно. Электропоезд промчался мимо одной из маленьких станций, и Сергачёв успел, дёрнувшись вслед проносящейся платформе, прочитать в утреннем сумраке вывеску на двух языках «Малиновка Malinovka». Потом была двуязычная станция «Dedovsk», после неё – «Miitovskaja»…
- Во, дают! – удивился он, задумчиво почесав пальцем переносицу. Бабка, кемарившая с грибной корзинкой на соседней лавке, поправила съехавший платок и назидательно пояснила:
- Это к лампиаде. Чтоб гости не заблудились.
- Гы! – ответил Сергачёв. – Где та олимпиада и где эта Миитовская!
- Для порядка, - заключила бабка и вновь задрыхла.
Часа через полтора, когда набухающее солнце уже во-всю полосовало в окно вагона, бабулька потрясла Сергачёва за плечо:
- Вставай, родимец, если по грыбы – тут все выходят.
- Чо?
- Слушай вон…
Вагонное радио крякнуло, перхнуло и разразилось тирадой на забугорном языке.
- Видишь, подытожила бабка, здесь советуют по грибы-то…
Сергачёв, ёжась от не развеявшейся ещё прохлады, вывалился на ухоженную платформу «Manchesterskaja».
- Идём, идём, - подбодрила бабка, шустро шаркая перевязанными тесьмой галошами по розовому с блёстками асфальту. – А то все кэбы расхватают, до рощицы пёхом придётся. Скинемся по фартингу?
Сергачёв на ходу погремел серебряной мелочью в кулаке:
- У меня только шестипенсовик…
- Ну, тогда и заплати, что ль, за бабушку?
Они уселись в предпоследний из свободных экипажей и, помахав ручкой тем, кто не успел из дальних вагонов электрички, поехали. Лошадь бежала бойко, мелькали крашеные столбики, фигурные металлические и основательные каменные оградки.
- Стой, стой! – вдруг встрепенулся Сергачёв, чуть не выскочив из кеба, – Вон же у дубка белые!
- А-а, нашёл грыбы, сударь! – обрадовалась бабка. – Ну, тогда, значится, поехали обратно на станцию.
- Как, обратно?! А собирать?!
- Фи! Моветон! – сморщилась старуха и осуждающе вперилась в него сквозь лорнет. – Вы разве не слышали, что у нас в цивилизованной Европе никто из высшего света грыбов в лесу не собирает?! Полюбовался – и хорошо…
- Да ну вас, с вашими англицкими прибамбасами! – возмутился Сергачёв. – На фига тогда я в четыре утра вставал?!
Он нацелился выпрыгнуть из экипажа и проснулся.
Бабка ласково смотрела на него:
- Сам пробудился, добытчик? Приснилось чего? Ну, пойдём – я мест не знаю, а весь вагон вроде как тут вытряхается.
Они вышли на потрескавшийся от времени асфальт узенькой платформочки. Сергачёв поднял взгляд и прочитал вывеску: «
».- Бр-р!.. – помотал он головой.
- Что – «быр»?! Становись вон с остальными в колонну по трое и маршируй на месте, пока команды «марш по грыбы» нету.
Бабка подтолкнула его в спину и, прокашлявшись, звонко запела русскую народную песню «Встаёт красное солнце над свободным Гуанчжоу».
