А по вечерам он выходил в скверик с валторной, играл Глюка, глядя на Луну, и ждал её, единственную и неповторимую.
Почему-то он был уверен, что она непременно придёт.
Рано или поздно.
– Вы неверно играете эту фразу, надо вот так, – сказала она, мягко отобрала у него инструмент, положила мизинец на крючок и заиграла.
Когда последний звук растворился в тишине летней ночи, она отняла мундштук от губ и вернула ему валторну.
– Видите, как надо? А теперь Вы.
Так они впервые поцеловались.
Почему-то он был уверен, что она непременно придёт.
Рано или поздно.
– Вы неверно играете эту фразу, надо вот так, – сказала она, мягко отобрала у него инструмент, положила мизинец на крючок и заиграла.
Когда последний звук растворился в тишине летней ночи, она отняла мундштук от губ и вернула ему валторну.
– Видите, как надо? А теперь Вы.
Так они впервые поцеловались.
