Алексей Максимыч Пушкин
С первых до последних дней
Никогда не ставил кружку
В место, свойственное ей.
То на спор забудет в бане,
То зароет под плетень,
И потом, как ёж в тумане,
Ищет кружку всякый день.
И к ночи для пересудуов
Самый свежий матерьял –
Редко кто свою посуду
В доме часто так терял.
В сентябре от грусти пьяным,
Как тинейжер-экстремал,
Кружку он дарил цыганам,
Правда, тут же отнимал.
Даже мягкую игрушку
Мог он бросить под кровать
И забыть. Но мог за кружку
Пасть, а также пасть порвать.
Набубенится с получки
С декабристами в полку,
Хрясь – и, смотришь, вместо ручки
Только дырочки в боку...
А поэт глядит с досадой,
Результат стрельбы презрев,
– Няня! – скажет – Клеить надо.
Чё лежим? Тащи «БФ»!
Но любовь поэта к кружке
Ей давалась не за так –
Ведь вмещала три «чекушки»,
И ещё входил кулак!
Людям нравится и ныне
По трагизму и цене
Песнь о жёлтой субмарине
Под названием «На дне».
Прочитаешь – будто рана,
На душе алеет след...
Мог ли он с простым стаканом
Написать такое? ……Нет!
Ну, а пушкинская няня
Как просила перемен:
«Ложь на место кружку, Саня!
Задолбал, кудрявый! Хрен
Получишь кружку к пьянке,
Лучше даже не проси!»
Приловчился пить из банки
От селёдки «Иваси».
Нету кружки – нет карьеры,
Так, событий череда…
Хорошо, хоть офицеры
Навещали иногда.
Декабристы как припрутся –
Грузди, САЛО, фуагра!
И из банки, как из блюдца,
Пьют до двух часов утра.
Надрывают печень, сердце
В мыслях: чем живёт страна,
Как там Лондон, как в нём Герцен,
Не опух ли он от сна???
И с настойчивостью танка,
Соблюдая страсть и злость,
Так вылизывают банку –
Чуть ли ажно не насквозь.
Утром внутрь – пунш игристый,
И его настал черёд!
За руками декабристов
Пушкин взором не ведёт.
И спокойствие не ложно,
Нет заботы на челе
Потому, как цепь надёжно
Держит банку при столе.
Просто завтрак иль гулянка,
Так с тех пор и повелос(ь),
Что вопрос «Так, где же банка?»
В этом доме – «Г-вопрос».
Вещи целы – в Эрмитаже.
Им – охрана и покой.
Цепь покрыта дёгтем даже,
Чтоб не лапали рукой...
