Мне предсказано было Глобой,
Что во вторник – день неудачный,
И прожить день спокойно чтобы,
Лучше «Львам» укатить на дачу.
В Деве Марс – это вам не шутки!
Под запретом все пьянки и встречи!
Я в подполье ушёл на сутки,
О работе нет даже речи!
Но жена, чтоб ей! В боки ручки!
Ей – что вторник, что понедельник.
«Прекрати, - кричит, - Глобские штучки!
Мусор вынеси, вон, бездельник!»
Заметала январская вьюга,
Завывая в тоскливой настройке,
Когда встретил я старого друга
У бачков, на дворовой помойке.
Он сидел на ведре, как мыслитель,
Как скульптура работы Родена.
Я с трепещущим сердцем увидел,
Как в руках его что-то белело.
Значит, день удался спозаранку,
В нарушенье Глобальных пророчеств!
Встреча с другом – это не пьянка,
Это – праздник двух одиночеств!
Он сказал: «Проходи, приятель!
Третьим будешь? Второго нету.
Ты бы знал, браток, как ты кстати,
Я сегодня пришёл с «Приветом»!
Есть поллитра, стащил с балкона.
В выходные свадьба у дочки.
Вот сижу здесь и жду знакомых,
Я ж не пьянь, чтобы пить в одиночку».
Разложили газетку на лавках
И по первой, правильным курсом!
Мёрзли ноги. (Я ж был в одних тапках.
Я же шёл выбрасывать мусор).
Закусили фруктовой жвачкой
(Не тащить же закусь из дома),
Был последний кубик в заначке
(Пожевал – передай другому).
По одной ещё осушили,
Наши вёдра чокнулись звонко.
«Как мир тесен!» - мы с ним решили,-
И особенно – на помойке!
Вот где люди находят друг друга!
Но не важно, нас красит не место!»
Мы пустили бутылку по кругу,
По прямой, то есть, если честно.
Поболтали о том, об этом,
О проблемах, поднятых на съезде.
Друг сгонял ещё за «Приветом»,
Благо жил он в соседнем подъезде.
За второй поллитрой решали –
Надо ль дочке его венчаться.
Выпивая, «Горько!» - кричали,
А за третьей – двор стал качаться.
Нет, серьёзно, двор раскачали!
Нам двоим не могло показаться!
На четвёртой мы с ним устали
И решили: «Пора расползаться!»
Вёдра в руки – и в полном порядке!
Бодрым шагом пошлёпал я к дому,
Но упал и откинул тапки,
По-пластунски быстрей – босому.
Скоро мне стало тапки жалко,
Это летом – босой, да и ладно!
А зимой-то и в тапках не жарко,
А без тапок совсем уж прохладно.
Дальше смутно помню местами:
Я ползу, ведром громыхая,
Вышла баба в платке с цветами –
Широка, как страна родная!
Эта женщина мне знакома
Нежным криком: «Ну, где тебя носит!»
Мысль: «Как сладок снежок у дома,
Если там не пописал пёсик!»
Ещё помню, как по ступеням
Вверх тащила меня зазноба,
То ли женщина, то ли виденье,
Пригляделся: «Да это же, Глоба!»
Притащил, гад, меня к дивану
И ведро отобрать стал пытаться!
В этом месте я впал в нирвану,
Отключился, короче, братцы.
А наутро, какая мука!
В голове непечатные тексты!
Где-то пахнет жаренным луком,
Вызывая во мне рефлексы.
Режет глаз луч дневного света,
Я, зажмурившись, огляделся,
Пустота! Видно мне – вендетта!
«Люди, где я?! Куда я делся?!»
Боль в мозгах зовёт лечь на рельсы,
Бьёт в виски, словно Кэт-радистка.
А жена: «Иди есть, Мересьев!» -
Издевается! У-у, садистка!
Выгнать мужа в мороз! В сочельник!
Всё неймётся ей, в попе шило!
…«Мусор вынеси, вон, бездельник!»…
Чуть кормильца не порешила!
Да-а! Соседу сегодня легче –
Похмелился уж! Дело простое!
А вот мне похмелится нечем,
Денег нет, и ведро пустое.
Эх, скажу вам: «Глоба - позорник!
Предсказанья его – ерунда,
Неудачный день – это не вторник,
Неудачный день – это среда!»
