Прохладной июньскою ночью,
Один-одинёшенек в поле,
Сидел, шевеля хоботочком,
Комарик по имени Толя.
Его не по-детски мутило,
Терзали изжога и жажда,
С трудом вспоминал: «Что же было?»
Толяновский мозг кровожадный.
Так странно, сверчки не стрекочут, -
Поёжился в страхе комарик, -
И нет светлячков, лишь на кочке
Остался разбитый фонарик.
Поправив затёкшую ногу,
Росы отхлебнув из ромашки,
Он выкурил кашку в затяжку
И стал вспоминать понемногу:
Вчера приходил неприятель
Монголо-татарской ордою,
Лежат теперь Толины братья
Упитые бардовской кровью.
А он ведь зудел им: «Не пейте!
Я з-з-знаю, они ядовиты!»
Но пили. Теперь он на свете
Один, экстрасенс недобитый.
Один-одинёшенек в поле,
Сидел, шевеля хоботочком,
Комарик по имени Толя.
Его не по-детски мутило,
Терзали изжога и жажда,
С трудом вспоминал: «Что же было?»
Толяновский мозг кровожадный.
Так странно, сверчки не стрекочут, -
Поёжился в страхе комарик, -
И нет светлячков, лишь на кочке
Остался разбитый фонарик.
Поправив затёкшую ногу,
Росы отхлебнув из ромашки,
Он выкурил кашку в затяжку
И стал вспоминать понемногу:
Вчера приходил неприятель
Монголо-татарской ордою,
Лежат теперь Толины братья
Упитые бардовской кровью.
А он ведь зудел им: «Не пейте!
Я з-з-знаю, они ядовиты!»
Но пили. Теперь он на свете
Один, экстрасенс недобитый.