Добропорядочный бюргер герр Йохан Кун недолюбливал Россию. Нет, не так: герр Кун побаивался России и русских. Нет, опять не так. Йохан был бравый немецкий мужчина и, конечно (как и положено), ничего не боялся. Относился с опаской — правильнее сказать. Был настороже, в постоянном напряжении — странные они, эти русские. Странная Россия. Очень большая и непонятная. А самое непонятное — как она до сих пор существует.
С одной стороны, Россия его влекла и очаровывала. И было тому объяснение. По семейной легенде, предок Йохана был выходцем из далёкой и страшной Сибири, и звали его Иван Кунин. Видимо, дурные гены бродили в потомке Ивана — интерес к огромной и удивительной стране возник у мальчика с детства. А вместе с интересом крепло удивление и непонимание — как, без всяких правил, в хаосе и неразберихе, могла зародиться и до сих пор не исчезнуть какая-никакая, а цивилизация? Правда, цивилизованными русских назвать сложно. Дикари они, и нравы у них до сих пор дикие. Но были русские учёные — поразительно, каким образом они умудрились родиться и вырасти среди малограмотного населения? И была великая русская литература (Йохан читал в переводе, ему понравилось. Не хуже немецких классиков).
А русский язык! На слух такой немузыкальный, отрывистый, но все равно завораживающий. Самое прекрасное — русские ругательства. Этой лексикой Йохан овладел в молодости, во время короткого, но полного впечатлений путешествия в СССР. Девушка Наташа, студентка института иностранных языков, учила его русскому мату. Он старательно и самозабвенно повторял: «Плят, йоптфоюмат…» Она смеялась — всё время повторяла, что у него плохое произношение. Пыталась перевести смысл слов на немецкий. Он поражался — какая странная у русских фантазия. А произносить эти слова надо не так, как он, учила Наташа, а с чувством, резко, от души. Йохан не понимал, что значит — «от души». Русские, похоже, все делали от души. Любили, ругались, дрались, пили, пели… Немцы не такие. У них логика и здравый смысл. Если драться — то зачем? Какая от этого польза? Есть польза — будет драка. Нет пользы — чего зря кулаками махать?
Под Наташиным влиянием Йохан немного расслабился и забыл, что нужно быть бдительным. До такой степени, что решил жениться на этой взбалмошной русской (опять дурная наследственность дала о себе знать). Наташа, конечно, была бы никудышной женой. Готовить не умела, легкомысленна была до крайности, к тому же курила как паровоз. «Раухен шлехт», — не уставал повторять Йохан. Сам он придерживался здорового образа жизни. По утрам пил обезжиренный йогурт, занимался йогой и соблюдал умеренность во всем. Залог долгой и счастливой жизни. А она… ну совсем неправильная, зато — как это по-русски? — им-пуль-сив-на-я. Немецкие девушки совсем не импульсивные. Они умные, дальновидные и хорошие хозяйки.
Жениться не получилось: та самая импульсивность, которая так привлекала Йохана, толкнула Наташу на новый роман. Йохану она сказала, что с ним скучно, и упорхнула к более интересному кавалеру — чеху Яну, который ездил на мотоцикле и орал дурным голосом под гитару песни на ещё одном варварском славянском языке. С этим чехом Наташа укатила в Прагу по студенческой визе, и больше Йохан о ней ничего не слышал, хоть и вспоминал часто. Вспоминал, разумеется, с облегчением: какое счастье, что он не связал свою жизнь с этой ненадёжной, безалаберной и распутной девицей. Как правильно он сделал, что женился на соседке Урсуле, которая и рассудительна, и заботлива, и уравновешена.
С Урсулой Йохан прожил много лет, родил и вырастил двух дочерей и ни разу не пожалел о своём выборе. Урсула — это крепкий тыл, семейный очаг, нерушимая стена — монолит. Как стена дома, который Йохан сам построил в лучшем районе Берлина — Криммеланке, где семья благоденствовала и даже, можно сказать, процветала.
Тем не менее, контакты с Россией не прекратились. Встречи с представителями этой страны происходили регулярно в небольшом городке Зонненберг, что расположен в горах Харц. Когда-то, в конце сороковых, международное сообщество решило создать здесь штаб-квартиру организации по укреплению мира во всем мире и взаимопонимания между странами. Эта организация несколько раз в год устраивала конференции по самым актуальным темам, например: «Конфликт между поколениями» или «Что такое демократия». Задачей конференций было не столько решить животрепещущие проблемы, сколько дать представителям разных стран шанс пообщаться, узнать о культуре друг друга и, по возможности, подружиться. А это — лучший способ предотвратить новую войну на земле, справедливо решила мировая общественность. Ответственной за проведение и финансирование конференций назначили Германию — кого же ещё? Напакостили, теперь отдувайтесь. Для всех участников питание и проживание в уютных шале в горах было бесплатным, а гостям из стран со сложной экономической ситуацией ещё и оплачивали билеты. Немецкое правительство стоически несло эту ношу и всемерно способствовало укреплению дружбы между народами. Просуществовала организация с 1948 года вплоть до конца века. Единая Европа посчитала, что взаимопонимание на планете достигло своего пика, и Зоненнберг больше не нужен.
Так вот, в период расцвета организации и приобщился к Зоненнбергским мероприятиям Йохан Кун — сначала студентом, а потом уже вполне созревшим взрослым человеком. Сначала посещал конференции один, а потом вдвоём с верной супругой Урсулой — важные, серьёзные, умудрённые опытом люди. Йохан часто брал слово на заседаниях — ему было что сказать по многим вопросам: и про культуру, и про экологическую обстановку, и про разнузданные нравы молодёжи. Урсула сидела рядом, молчала и авторитетно кивала головой: она во всем соглашалась с мужем. Прочие участники тоже слушали внимательно и с уважением — англичане, французы, израильтяне, итальянцы, поляки, русские: всем была чрезвычайно интересна позиция Германии в вопросе, скажем, о допустимости курения в общественных местах.
А после заседаний все общались. Вместе ходили в местный ресторан — еда была хорошая, повар старался. Гуляли по окрестностям. Забирались в горы — например, на вершину Брокен, где, по легенде, ведьмы устраивают свой шабаш каждый год в ночь на 23 апреля. Ездили с экскурсией в ближайший город Брауншвейг. И все это непременно вместе, по-дружески. Разбивались на группы по возрасту и по интересам, разговаривали в основном на немецком и английском. А Йохана всегда тянуло к русским. Хоть и чуждыми казались их поведение, манеры, лица, но было что-то захватывающее в загадочной русской натуре, что-то, требующее постижения. И Йохану казалось: ещё чуть-чуть — и раскроется перед ним непонятная русская душа.
А русские и не пытались ничего скрывать. Это были в основном студенты, аспиранты и преподаватели вузов, иногда — социальные работники, премированные поездкой в Зоненнберг. Они были открыты для общения, восторженны и доброжелательны. Некоторых Йохан после окончания конференции даже приглашал к себе домой, в Берлин, — посмотреть столицу. Его приглашения с радостью принимали.
Йохан водил новоиспечённых русских друзей по городу. С гордостью показывал свой дом (сам построил! Смотрите, какой большой!) Они кивали, хвалили. Правда, как-то один молодой докторант сказал, что у него дом под Москвой намного больше — трёхэтажный, с огромным садом и баней. Соврал, конечно. А баня — фу, дикость прошлого века.
Герр Кун хвастался своей машиной. Демонстрировал, как хитро работает замок — нажал на пульт издалека, лампочки мигнули, и двери разблокировались. Русские гости почему-то не впечатлялись. Оказывается, у них тоже такие прибамбасы есть. Странно.
А больше всего Йохан любил рассказывать русским гостям о том, как Германия субсидирует страны третьего мира. Про внешний долг России обязательно упоминал — у него всегда были самые последние данные. Вот ведь обидно: нищая страна, делать ничего не умеет, правильно жить не может, всему миру задолжала, а войну выиграла — почему? Йохану, у которого дядя погиб на восточном фронте, это было особенно досадно.
Однако не надо думать, что герр Кун насмехался над своими новыми знакомыми. Вовсе нет. Он им даже помогал. Записывал в специальную книжечку адреса Зонненбергских друзей из нестабильных стран и к Рождеству некоторым из них (особенно нуждающимся, по его мнению) посылал открытку в конвертике вместе с банкнотой в десять немецких марок. Пусть порадуются. Многие присылали в ответ благодарственное письмо, некоторые невежды даже не трудились ответить, а были и такие (вот хамы!), кто присылал десятку обратно. Но Йохан не обижался: люди тёмные, невоспитанные, что с них взять?
Правда, после одной истории герр Кун спонсирование России прекратил. Когда увидел, сколько у этих русских наличных денег — его же родных марок и американских долларов. Завёл он как-то разговор с двумя русскими дамами о том, сколько Россия должна Германии. Данные статистики привёл за последнее десятилетие. А эти нахалки вместо того, чтобы слушать и знать своё место, нагло заявили: «Йохан, так мы сейчас скинемся и тебе отдадим. Ты там с правительством потом сам разберись». Это они так шутят. И кошельки показывают. А там наличности — видимо-невидимо. Тётки в Берлин на шопинг собрались. На следующий день накупили столько, что Урсула вытаращила глаза до такой степени, какой Йохан за двадцать пять лет семейной жизни не видел ни разу. Да и сам он никогда бы столько денег за один день не потратил. И за месяц бы не потратил. Ему и Урсуле на полгода хватило бы.
Нет, Йохан Кун был совсем не беден и не скуп. Просто не любил неразумных трат. И вёл строгий учёт — сколько и когда было потрачено. У него на этот предмет имелись специальные гроссбухи — на каждый год новый. Страниц в гроссбухе — по количеству дней в году. Новый день — новый отчёт с приклеенными чеками. Все гроссбухи стояли в рядок на специально отведённой полке в кабинете. Так что, если нужно, скажем, узнать, сколько было потрачено денег двадцать первого августа тысяча девятьсот восемьдесят девятого года — открываем нужный том и ищем соответствующую страницу. Вот, пожалуйста (и Йохан удовлетворённо разворачивал гроссбух перед изумлёнными гостями): в означенный день Урсула купила зубную щётку и пакетик шпилек (чек прилагается). Ну разве это не торжество немецкого порядка? Да им, русским, и не снилась такая безукоризненная бухгалтерия в рамках отдельно взятой семьи.
Ещё одна полка в кабинете герра Куна была отведена под записи другого рода. Это были сведения о его путешествиях. Путешествовать он любил — один и с семьёй, по долгу службы или для развлечения. Всегда интересно видеть новые страны и новых людей. Сравнивать их с Германией (в пользу Германии, конечно). Хотя и у соседей есть чему поучиться — здесь герр Кун был объективен и справедлив. У англичан ему понравилась традиция непременно пить чай в пять часов (хотя чай с молоком — это извращение какое-то), французы порадовали изысканной и необычной кухней, итальянцы — музыкой. Все эти впечатления Йохан скрупулёзно заносил в очередную толстую тетрадь в графу «Что понравилось». Рядом располагалась графа «Что не понравилось» (также плотно заполненная его аккуратным почерком), далее шёл раздел «Расходы на поездку» с подробным перечислением цен на билеты, гостиницу, питание и культурно-массовые мероприятия. Россию чета Кунов посетила лишь однажды, и несмотря на раннюю весеннюю пору, когда в Берлине воздух уже напоен ароматом предчувствия цветения, в Москве завывала ледяная вьюга, и промораживал до костей злой студёный ветер. Надо ли говорить, что в такую погоду как-то плохо воспринималась величественность Кремля и Большого театра, и колонка «Не понравилось» быстро заполнилась до предела.
Как-то один легкомысленный молодой человек неделикатно спросил герра Куна, что будет с его фолиантами после. Надо понимать, после смерти хозяина. Дурацкий вопрос. Глупый юноша. Только русский, не заглядывающий в будущее, мог забыть о преемственности поколений. Ведь были же дочери и зятья, были внуки. Были, наконец, историки, интересующиеся жизнью обычной немецкой семьи. Приезжала тут одна — профессорша из России. Писала труд о военном и послевоенном периоде в Германии. Йохана расспрашивала подробно и с почтением: как жили, во что одевались, что на обед кушали. Что мог вспомнить из своего детства — рассказал без утайки. Потому что должное уважение оказала.
После закрытия Зоненнбергских конференций связь с Россией осталась лишь косвенной: по переписке (да и та вскоре прекратилась) и по телевизору. Йохан часто смотрел новые фильмы российских режиссёров, где современная действительность была показана во всей ужасающей и вопиющей реальности: грязь, скотство, вечно пьяные мужики и блудливые бабы, коррумпированные чиновники и полная незащищённость личности. В этих фильмах положительных героев, пытавшихся бороться с несправедливостью, непременно убивали, причём каким-нибудь зверским способом, женщин насиловали все кому не лень, законы попирались каждым, а прежде всего властью, эти законы издающей.
Страшно было герру Куну, и с жалостью вспоминал он своих бывших знакомцев — как они там, в зверской беззаконной стране, где нет ни права, ни совести? Сгинули, должно быть? И какое же счастье, что не женился он на Наташе, не связал себя родственными узами с представительницей этой непонятно как существующей, особенной расы, которая никаким правилам разума не подчиняется! И что было бы с ним, благополучным и процветающим герром Куном, если бы он хоть какое-то отношение имел к той нестабильности, порочности и безысходности, что по телевизору показывают? Ужас, что было бы! Просто йоптфоюмат, иначе не скажешь.
С одной стороны, Россия его влекла и очаровывала. И было тому объяснение. По семейной легенде, предок Йохана был выходцем из далёкой и страшной Сибири, и звали его Иван Кунин. Видимо, дурные гены бродили в потомке Ивана — интерес к огромной и удивительной стране возник у мальчика с детства. А вместе с интересом крепло удивление и непонимание — как, без всяких правил, в хаосе и неразберихе, могла зародиться и до сих пор не исчезнуть какая-никакая, а цивилизация? Правда, цивилизованными русских назвать сложно. Дикари они, и нравы у них до сих пор дикие. Но были русские учёные — поразительно, каким образом они умудрились родиться и вырасти среди малограмотного населения? И была великая русская литература (Йохан читал в переводе, ему понравилось. Не хуже немецких классиков).
А русский язык! На слух такой немузыкальный, отрывистый, но все равно завораживающий. Самое прекрасное — русские ругательства. Этой лексикой Йохан овладел в молодости, во время короткого, но полного впечатлений путешествия в СССР. Девушка Наташа, студентка института иностранных языков, учила его русскому мату. Он старательно и самозабвенно повторял: «Плят, йоптфоюмат…» Она смеялась — всё время повторяла, что у него плохое произношение. Пыталась перевести смысл слов на немецкий. Он поражался — какая странная у русских фантазия. А произносить эти слова надо не так, как он, учила Наташа, а с чувством, резко, от души. Йохан не понимал, что значит — «от души». Русские, похоже, все делали от души. Любили, ругались, дрались, пили, пели… Немцы не такие. У них логика и здравый смысл. Если драться — то зачем? Какая от этого польза? Есть польза — будет драка. Нет пользы — чего зря кулаками махать?
Под Наташиным влиянием Йохан немного расслабился и забыл, что нужно быть бдительным. До такой степени, что решил жениться на этой взбалмошной русской (опять дурная наследственность дала о себе знать). Наташа, конечно, была бы никудышной женой. Готовить не умела, легкомысленна была до крайности, к тому же курила как паровоз. «Раухен шлехт», — не уставал повторять Йохан. Сам он придерживался здорового образа жизни. По утрам пил обезжиренный йогурт, занимался йогой и соблюдал умеренность во всем. Залог долгой и счастливой жизни. А она… ну совсем неправильная, зато — как это по-русски? — им-пуль-сив-на-я. Немецкие девушки совсем не импульсивные. Они умные, дальновидные и хорошие хозяйки.
Жениться не получилось: та самая импульсивность, которая так привлекала Йохана, толкнула Наташу на новый роман. Йохану она сказала, что с ним скучно, и упорхнула к более интересному кавалеру — чеху Яну, который ездил на мотоцикле и орал дурным голосом под гитару песни на ещё одном варварском славянском языке. С этим чехом Наташа укатила в Прагу по студенческой визе, и больше Йохан о ней ничего не слышал, хоть и вспоминал часто. Вспоминал, разумеется, с облегчением: какое счастье, что он не связал свою жизнь с этой ненадёжной, безалаберной и распутной девицей. Как правильно он сделал, что женился на соседке Урсуле, которая и рассудительна, и заботлива, и уравновешена.
С Урсулой Йохан прожил много лет, родил и вырастил двух дочерей и ни разу не пожалел о своём выборе. Урсула — это крепкий тыл, семейный очаг, нерушимая стена — монолит. Как стена дома, который Йохан сам построил в лучшем районе Берлина — Криммеланке, где семья благоденствовала и даже, можно сказать, процветала.
Тем не менее, контакты с Россией не прекратились. Встречи с представителями этой страны происходили регулярно в небольшом городке Зонненберг, что расположен в горах Харц. Когда-то, в конце сороковых, международное сообщество решило создать здесь штаб-квартиру организации по укреплению мира во всем мире и взаимопонимания между странами. Эта организация несколько раз в год устраивала конференции по самым актуальным темам, например: «Конфликт между поколениями» или «Что такое демократия». Задачей конференций было не столько решить животрепещущие проблемы, сколько дать представителям разных стран шанс пообщаться, узнать о культуре друг друга и, по возможности, подружиться. А это — лучший способ предотвратить новую войну на земле, справедливо решила мировая общественность. Ответственной за проведение и финансирование конференций назначили Германию — кого же ещё? Напакостили, теперь отдувайтесь. Для всех участников питание и проживание в уютных шале в горах было бесплатным, а гостям из стран со сложной экономической ситуацией ещё и оплачивали билеты. Немецкое правительство стоически несло эту ношу и всемерно способствовало укреплению дружбы между народами. Просуществовала организация с 1948 года вплоть до конца века. Единая Европа посчитала, что взаимопонимание на планете достигло своего пика, и Зоненнберг больше не нужен.
Так вот, в период расцвета организации и приобщился к Зоненнбергским мероприятиям Йохан Кун — сначала студентом, а потом уже вполне созревшим взрослым человеком. Сначала посещал конференции один, а потом вдвоём с верной супругой Урсулой — важные, серьёзные, умудрённые опытом люди. Йохан часто брал слово на заседаниях — ему было что сказать по многим вопросам: и про культуру, и про экологическую обстановку, и про разнузданные нравы молодёжи. Урсула сидела рядом, молчала и авторитетно кивала головой: она во всем соглашалась с мужем. Прочие участники тоже слушали внимательно и с уважением — англичане, французы, израильтяне, итальянцы, поляки, русские: всем была чрезвычайно интересна позиция Германии в вопросе, скажем, о допустимости курения в общественных местах.
А после заседаний все общались. Вместе ходили в местный ресторан — еда была хорошая, повар старался. Гуляли по окрестностям. Забирались в горы — например, на вершину Брокен, где, по легенде, ведьмы устраивают свой шабаш каждый год в ночь на 23 апреля. Ездили с экскурсией в ближайший город Брауншвейг. И все это непременно вместе, по-дружески. Разбивались на группы по возрасту и по интересам, разговаривали в основном на немецком и английском. А Йохана всегда тянуло к русским. Хоть и чуждыми казались их поведение, манеры, лица, но было что-то захватывающее в загадочной русской натуре, что-то, требующее постижения. И Йохану казалось: ещё чуть-чуть — и раскроется перед ним непонятная русская душа.
А русские и не пытались ничего скрывать. Это были в основном студенты, аспиранты и преподаватели вузов, иногда — социальные работники, премированные поездкой в Зоненнберг. Они были открыты для общения, восторженны и доброжелательны. Некоторых Йохан после окончания конференции даже приглашал к себе домой, в Берлин, — посмотреть столицу. Его приглашения с радостью принимали.
Йохан водил новоиспечённых русских друзей по городу. С гордостью показывал свой дом (сам построил! Смотрите, какой большой!) Они кивали, хвалили. Правда, как-то один молодой докторант сказал, что у него дом под Москвой намного больше — трёхэтажный, с огромным садом и баней. Соврал, конечно. А баня — фу, дикость прошлого века.
Герр Кун хвастался своей машиной. Демонстрировал, как хитро работает замок — нажал на пульт издалека, лампочки мигнули, и двери разблокировались. Русские гости почему-то не впечатлялись. Оказывается, у них тоже такие прибамбасы есть. Странно.
А больше всего Йохан любил рассказывать русским гостям о том, как Германия субсидирует страны третьего мира. Про внешний долг России обязательно упоминал — у него всегда были самые последние данные. Вот ведь обидно: нищая страна, делать ничего не умеет, правильно жить не может, всему миру задолжала, а войну выиграла — почему? Йохану, у которого дядя погиб на восточном фронте, это было особенно досадно.
Однако не надо думать, что герр Кун насмехался над своими новыми знакомыми. Вовсе нет. Он им даже помогал. Записывал в специальную книжечку адреса Зонненбергских друзей из нестабильных стран и к Рождеству некоторым из них (особенно нуждающимся, по его мнению) посылал открытку в конвертике вместе с банкнотой в десять немецких марок. Пусть порадуются. Многие присылали в ответ благодарственное письмо, некоторые невежды даже не трудились ответить, а были и такие (вот хамы!), кто присылал десятку обратно. Но Йохан не обижался: люди тёмные, невоспитанные, что с них взять?
Правда, после одной истории герр Кун спонсирование России прекратил. Когда увидел, сколько у этих русских наличных денег — его же родных марок и американских долларов. Завёл он как-то разговор с двумя русскими дамами о том, сколько Россия должна Германии. Данные статистики привёл за последнее десятилетие. А эти нахалки вместо того, чтобы слушать и знать своё место, нагло заявили: «Йохан, так мы сейчас скинемся и тебе отдадим. Ты там с правительством потом сам разберись». Это они так шутят. И кошельки показывают. А там наличности — видимо-невидимо. Тётки в Берлин на шопинг собрались. На следующий день накупили столько, что Урсула вытаращила глаза до такой степени, какой Йохан за двадцать пять лет семейной жизни не видел ни разу. Да и сам он никогда бы столько денег за один день не потратил. И за месяц бы не потратил. Ему и Урсуле на полгода хватило бы.
Нет, Йохан Кун был совсем не беден и не скуп. Просто не любил неразумных трат. И вёл строгий учёт — сколько и когда было потрачено. У него на этот предмет имелись специальные гроссбухи — на каждый год новый. Страниц в гроссбухе — по количеству дней в году. Новый день — новый отчёт с приклеенными чеками. Все гроссбухи стояли в рядок на специально отведённой полке в кабинете. Так что, если нужно, скажем, узнать, сколько было потрачено денег двадцать первого августа тысяча девятьсот восемьдесят девятого года — открываем нужный том и ищем соответствующую страницу. Вот, пожалуйста (и Йохан удовлетворённо разворачивал гроссбух перед изумлёнными гостями): в означенный день Урсула купила зубную щётку и пакетик шпилек (чек прилагается). Ну разве это не торжество немецкого порядка? Да им, русским, и не снилась такая безукоризненная бухгалтерия в рамках отдельно взятой семьи.
Ещё одна полка в кабинете герра Куна была отведена под записи другого рода. Это были сведения о его путешествиях. Путешествовать он любил — один и с семьёй, по долгу службы или для развлечения. Всегда интересно видеть новые страны и новых людей. Сравнивать их с Германией (в пользу Германии, конечно). Хотя и у соседей есть чему поучиться — здесь герр Кун был объективен и справедлив. У англичан ему понравилась традиция непременно пить чай в пять часов (хотя чай с молоком — это извращение какое-то), французы порадовали изысканной и необычной кухней, итальянцы — музыкой. Все эти впечатления Йохан скрупулёзно заносил в очередную толстую тетрадь в графу «Что понравилось». Рядом располагалась графа «Что не понравилось» (также плотно заполненная его аккуратным почерком), далее шёл раздел «Расходы на поездку» с подробным перечислением цен на билеты, гостиницу, питание и культурно-массовые мероприятия. Россию чета Кунов посетила лишь однажды, и несмотря на раннюю весеннюю пору, когда в Берлине воздух уже напоен ароматом предчувствия цветения, в Москве завывала ледяная вьюга, и промораживал до костей злой студёный ветер. Надо ли говорить, что в такую погоду как-то плохо воспринималась величественность Кремля и Большого театра, и колонка «Не понравилось» быстро заполнилась до предела.
Как-то один легкомысленный молодой человек неделикатно спросил герра Куна, что будет с его фолиантами после. Надо понимать, после смерти хозяина. Дурацкий вопрос. Глупый юноша. Только русский, не заглядывающий в будущее, мог забыть о преемственности поколений. Ведь были же дочери и зятья, были внуки. Были, наконец, историки, интересующиеся жизнью обычной немецкой семьи. Приезжала тут одна — профессорша из России. Писала труд о военном и послевоенном периоде в Германии. Йохана расспрашивала подробно и с почтением: как жили, во что одевались, что на обед кушали. Что мог вспомнить из своего детства — рассказал без утайки. Потому что должное уважение оказала.
После закрытия Зоненнбергских конференций связь с Россией осталась лишь косвенной: по переписке (да и та вскоре прекратилась) и по телевизору. Йохан часто смотрел новые фильмы российских режиссёров, где современная действительность была показана во всей ужасающей и вопиющей реальности: грязь, скотство, вечно пьяные мужики и блудливые бабы, коррумпированные чиновники и полная незащищённость личности. В этих фильмах положительных героев, пытавшихся бороться с несправедливостью, непременно убивали, причём каким-нибудь зверским способом, женщин насиловали все кому не лень, законы попирались каждым, а прежде всего властью, эти законы издающей.
Страшно было герру Куну, и с жалостью вспоминал он своих бывших знакомцев — как они там, в зверской беззаконной стране, где нет ни права, ни совести? Сгинули, должно быть? И какое же счастье, что не женился он на Наташе, не связал себя родственными узами с представительницей этой непонятно как существующей, особенной расы, которая никаким правилам разума не подчиняется! И что было бы с ним, благополучным и процветающим герром Куном, если бы он хоть какое-то отношение имел к той нестабильности, порочности и безысходности, что по телевизору показывают? Ужас, что было бы! Просто йоптфоюмат, иначе не скажешь.
