Представьте себе картину: мы сидим и в окно глядим. Среди нас: студенты и доценты, инженеры и офицеры, плотники и культработники, депутаты и кандидаты, кооператоры и литераторы, разнорабочие и прочие, прочие, прочие. А за окном: девчонки играют в «классики», мамаши сушат матрасики, в обнимку идут влюблённые, мечутся разведённые, старушки идут с авоськами, дяди гуляют с моськами, судачат праздные дворники, рыскают алкоголики, толкучка у магазинов и скопище лимузинов. А мы сидим и никого не трогаем – ни пальцем, ни локтем, ни словом бешенным. И тут входит она.
Представьте себе картину: мы едем сидя, а она входит стоя. Она входит, а мы погружаемся в чтение и сна созерцаем течение, с сопением и храпением, и с криками «Изыди!». Нас крутят болезни разные: заразные и незаразные, падучие и сыпучие, и с болью по всей груди. От гнёта недомогания мы рушимся без сознания. Становимся жутко нервными, готовы кусаться первыми. Готовы, чего скрывать, вошедшую разорвать!
Представьте себе картину: она входит и хочет выжить нас с места, не имея на это ни малейшего основания, а имея на руках три сумки, одного младенца и больше ничего! Какая наглость!
А ещё беременная!
Представьте себе картину: мы едем сидя, а она входит стоя. Она входит, а мы погружаемся в чтение и сна созерцаем течение, с сопением и храпением, и с криками «Изыди!». Нас крутят болезни разные: заразные и незаразные, падучие и сыпучие, и с болью по всей груди. От гнёта недомогания мы рушимся без сознания. Становимся жутко нервными, готовы кусаться первыми. Готовы, чего скрывать, вошедшую разорвать!
Представьте себе картину: она входит и хочет выжить нас с места, не имея на это ни малейшего основания, а имея на руках три сумки, одного младенца и больше ничего! Какая наглость!
А ещё беременная!
