Старик Евсеич служил сторожем при фруктовом саде. Сад был большой, богатый и охранять Евсеичу его было нелегко, хотя он и честно выполнял возложенные на него обязанности. Ещё любил Евсеич частушки, собирал их, записывая химическим карандашом в толстую замусоленную тетрадь. Особенно по душе старику-сторожу были известные строчки:
Мальчик Сережа на вишню залез,
Сторож Евсеич достал свой обрез…
Читая эти строчки, Евсеич инстинктивно оглядывался по сторонам — ведь дело было в том, что обрез у Евсеича действительно имелся…
Ох, как любил Евсеич свой обрез — не то, что положенную по штату берданку, которая вот уже много лет ржавела в углу его сторожки. Ещё в далекие тридцатые молодой Евсеич баловался в банде батьки Хрыча. Банду милиционеры разгромили, но Евсеич успел-таки скрыться и около полугода прятался на чердаке у Даши — своей будущей жены. Какие же у них были ночи!
Из сладостных воспоминаний Евсеича вывел внучок Никита, пришедший навестить старика.
— Деда, дай «пушку» на вечерок, — заканючил Никитка прямо с порога. — У нас нонче разборка с приблудненскими. Дай, а?
— Э-хе-хе, — закряхтел Евсеич, не желая расставаться со своим дорогим обрезом. — А не потеряешь? Да и патроны нынче дороги!
— Ладно, де, не жмись! — настаивал Никита. — Я те гранату в залог оставлю. Лимонка! Ежели кто в сад полезет, ты его прям этой лимонкой и шугай! Ну, а…
— Эх-хе-хе, — снова закряхтел Евсеич. — Да на что мне эта твоя лимонка?! Железо! Тока яблоки посшибаю! Вот обрез — это да! Знал бы ты, Никитка, скока я из того обреза…Нет, не дам, братец! Разбирайся со своими приблудненскими своей гранаткой!
Видя, что дедуля обрез не хочет давать принципиально, Никитка, зная мягкий характер старика, применил самый верный, хотя и несколько своеобразный метод: приложив обе свои огромные ладони к лицу, он в голос зарыдал, разбрызгивая щедрые слёзы по майке, под которой угадывался бронежилет…
— Ладно, будет, — смягчился старик. — Так и быть, обрез дам. Но патронов много не трать! Двоих-троих уложи и ладно!
— Конечно, дед! — мигом позабыв про слезы, просиял Никитка и счастливый бросился горячо обнимать деда.
— Я тебе, дедуль, с разборки подарочек принесу! Да и юбилей у тебя скоро! Я-то не забыл!
— Ну-тк, есть такое дело! — смутился Евсеич, совсем позабыв, что не далее, как завтра, ему стукнет ровно девяносто. — И-эх, склероз, склероз… Стар я стал, Никитушка, про юбилей-то и забыл…
Евсеич проковылял в сторожку, достал из-под кушетки обрез и, завернув его в чистую тряпицу, вынес внучку.
Когда Никитка ушел, дед медленно прогулялся по вверенной ему территории, внимательно всё осмотрел и, не заметив ничего подозрительного, вернулся в свою сторожку. Он с кряхтеньем снял валенки, в которых давно ходил даже летом, и улегшись на кушетку, безмятежно заснул. Ему снилась банда, весёлые пирушки с «братушками» на лесных хуторах, милая Даша (царствие ей Небесное!) и отчаянные перестрелки с милиционерами.
Проснувшись под вечер, Евсеич, помимо своего обреза обнаружил на табуретке возле кушетки новенький автомат Калашникова с небольшой записочкой от внука:
«Спасибо, деда! — писал Никитка, — наваляли приблудненских кучу… Подарочек, как и обещал, принес. Пользуйся на здоровье!»
«Растет смена!» — подумал, прочитав записку, Евсеич и только хотел спрятать автомат с обрезом под кушетку, как чуткое стариковское ухо угадало какой-то шорох на охраняемом объекте.
— Трясут! — прошептал старик, уловив знакомый стук яблок о землю. Руки старого сторожа потянулись к обрезу, но вдруг старик, хитро улыбнувшись, передумал, взял в руки подарок внука и, крадучись, вышел в сад…
… Через четверть часа Евсеич вернулся в свою сторожку. Положив подаренный внуком АКМ на табурет перед собой, он любовно провел морщинистой ладошкой по ещё теплому стволу автомата…
— Эка штука! — восхищенно подумал Евсеич, меняя «рожок». — Почище моего обреза будет! — и в это мгновение в голове старого сторожа родилась новая частушка…
— Срочно записать, а то забуду! — проскрипел сторож, быстренько доставая с полки свою затрепанную тетрадь. Через минуту он своим корявым, стариковским почерком уже карябал на чистом тетрадном листе:
Мальчик сережа опять лезет в сад,
Сторож евсеич достал автомат…
Несколько секунд старик раздумывал, потом, оглянувшись на лежащий на табурете «калашников», быстро дописал:
Выпустил в вора он целый «рожок» —
Больше не будешь красть яблок, дружок!
Закончив сие тяжелое занятие, старик бросил тетрадь на полку, и устало улегся на кушетку. Надо было немного отдохнуть, ночь только начиналась, а ночь, как известно, самое любимое время суток для разных там Мишек Квакиных…
Мальчик Сережа на вишню залез,
Сторож Евсеич достал свой обрез…
Читая эти строчки, Евсеич инстинктивно оглядывался по сторонам — ведь дело было в том, что обрез у Евсеича действительно имелся…
Ох, как любил Евсеич свой обрез — не то, что положенную по штату берданку, которая вот уже много лет ржавела в углу его сторожки. Ещё в далекие тридцатые молодой Евсеич баловался в банде батьки Хрыча. Банду милиционеры разгромили, но Евсеич успел-таки скрыться и около полугода прятался на чердаке у Даши — своей будущей жены. Какие же у них были ночи!
Из сладостных воспоминаний Евсеича вывел внучок Никита, пришедший навестить старика.
— Деда, дай «пушку» на вечерок, — заканючил Никитка прямо с порога. — У нас нонче разборка с приблудненскими. Дай, а?
— Э-хе-хе, — закряхтел Евсеич, не желая расставаться со своим дорогим обрезом. — А не потеряешь? Да и патроны нынче дороги!
— Ладно, де, не жмись! — настаивал Никита. — Я те гранату в залог оставлю. Лимонка! Ежели кто в сад полезет, ты его прям этой лимонкой и шугай! Ну, а…
— Эх-хе-хе, — снова закряхтел Евсеич. — Да на что мне эта твоя лимонка?! Железо! Тока яблоки посшибаю! Вот обрез — это да! Знал бы ты, Никитка, скока я из того обреза…Нет, не дам, братец! Разбирайся со своими приблудненскими своей гранаткой!
Видя, что дедуля обрез не хочет давать принципиально, Никитка, зная мягкий характер старика, применил самый верный, хотя и несколько своеобразный метод: приложив обе свои огромные ладони к лицу, он в голос зарыдал, разбрызгивая щедрые слёзы по майке, под которой угадывался бронежилет…
— Ладно, будет, — смягчился старик. — Так и быть, обрез дам. Но патронов много не трать! Двоих-троих уложи и ладно!
— Конечно, дед! — мигом позабыв про слезы, просиял Никитка и счастливый бросился горячо обнимать деда.
— Я тебе, дедуль, с разборки подарочек принесу! Да и юбилей у тебя скоро! Я-то не забыл!
— Ну-тк, есть такое дело! — смутился Евсеич, совсем позабыв, что не далее, как завтра, ему стукнет ровно девяносто. — И-эх, склероз, склероз… Стар я стал, Никитушка, про юбилей-то и забыл…
Евсеич проковылял в сторожку, достал из-под кушетки обрез и, завернув его в чистую тряпицу, вынес внучку.
Когда Никитка ушел, дед медленно прогулялся по вверенной ему территории, внимательно всё осмотрел и, не заметив ничего подозрительного, вернулся в свою сторожку. Он с кряхтеньем снял валенки, в которых давно ходил даже летом, и улегшись на кушетку, безмятежно заснул. Ему снилась банда, весёлые пирушки с «братушками» на лесных хуторах, милая Даша (царствие ей Небесное!) и отчаянные перестрелки с милиционерами.
Проснувшись под вечер, Евсеич, помимо своего обреза обнаружил на табуретке возле кушетки новенький автомат Калашникова с небольшой записочкой от внука:
«Спасибо, деда! — писал Никитка, — наваляли приблудненских кучу… Подарочек, как и обещал, принес. Пользуйся на здоровье!»
«Растет смена!» — подумал, прочитав записку, Евсеич и только хотел спрятать автомат с обрезом под кушетку, как чуткое стариковское ухо угадало какой-то шорох на охраняемом объекте.
— Трясут! — прошептал старик, уловив знакомый стук яблок о землю. Руки старого сторожа потянулись к обрезу, но вдруг старик, хитро улыбнувшись, передумал, взял в руки подарок внука и, крадучись, вышел в сад…
… Через четверть часа Евсеич вернулся в свою сторожку. Положив подаренный внуком АКМ на табурет перед собой, он любовно провел морщинистой ладошкой по ещё теплому стволу автомата…
— Эка штука! — восхищенно подумал Евсеич, меняя «рожок». — Почище моего обреза будет! — и в это мгновение в голове старого сторожа родилась новая частушка…
— Срочно записать, а то забуду! — проскрипел сторож, быстренько доставая с полки свою затрепанную тетрадь. Через минуту он своим корявым, стариковским почерком уже карябал на чистом тетрадном листе:
Мальчик сережа опять лезет в сад,
Сторож евсеич достал автомат…
Несколько секунд старик раздумывал, потом, оглянувшись на лежащий на табурете «калашников», быстро дописал:
Выпустил в вора он целый «рожок» —
Больше не будешь красть яблок, дружок!
Закончив сие тяжелое занятие, старик бросил тетрадь на полку, и устало улегся на кушетку. Надо было немного отдохнуть, ночь только начиналась, а ночь, как известно, самое любимое время суток для разных там Мишек Квакиных…
